Маски
Шрифт:
Помощник, машиниста не знал, куда глаза девать: над ним смеялись знакомые, он был поставлен в неудобное положение. Он писал в газеты и на радио — просил дать опровержение. К счастью, опровержение в конце концов дали.
А как же все это произошло? Представить нетрудно.
Говорит редактор с сотрудником:
— Так кто он, этот коллекционер?
— Помощник машиниста.
— Здорово! Значит, так: на работе — у реверса, после смены — коллекционер. И что он собирает?
— Репродукции с картин.
— Репродукции не важны. Важны картины.
— Совершенно
— И, наверно, не какие-нибудь?
— Конечно, не какие-нибудь, а выдающиеся.
— Ну, раз выдающиеся, — значит, это Гойя, Ван-Гог, Делакруа, Брюллов, Репин, Васнецов…
— Они и есть!
— Да, уточним еще одну деталь: вы сказали, что художники сделали дарственные надписи…
— Ну, на одной открытке была…
— Как — на открытке? Мы говорили о картинах. И почему на одной? Помощник машиниста, трудящийся… Кто откажет ему?
— Никто. Сам Делакруа почтет за честь…
Так хорошего, честного человека втравили в историю, из которой он едва выпутался. Ужасное положение: ходи по улицам и доказывай, что Гойя не был твоим другом и что Репин в Куоккале чай с тобою не пил.
Любители удивить и поразить во что бы то ни стало наивны и легковерны. Когда в редакцию чувашской газеты «Молодой коммунист» пришла некая Валентина Васильевна Дмитриева, заведующая столовыми хлопчатобумажного комбината, и выдала себя за легендарную разведчицу Валю Довгер, сотрудники газеты заскрипели перьями. А зря скрипели: настоящая Валя Довгер, разведчица специального партизанского отряда, которым командовал Герой Советского Союза Д. Н. Медведев, сподвижница Героя Советского Союза Н. И. Кузнецова, — настоящая Валентина Константиновна Довгер живет в Воронеже… А чебоксарская Валя — Валентина Васильевна — в войне не участвовала и западнее Чебоксар никуда не выезжала.
Журналистов не насторожил тот факт, что в ряде книг отец Вали Довгер назван Константином. Тогда почему же она Васильевна? Журналисты не заглянули в официальную биографию самозванной Вали, откуда легко можно было понять, что к чему. И уж конечно им и в голову не пришло, что сведения о «своих» подвигах она почерпнула из кинофильма «Подвиг разведчика»…
Нам понятно: сотрудниками чебоксарской газеты двигало хорошее, доброе чувство — воскресить подвиги героев, рассказать о патриотах. Но столь высокая задача требует самого ответственного отношения. Об ответственности в Чебоксарах забыли. Хотелось скорее крикнуть, удивить.
А кричать не надо. Это отнюдь не свойственно духу и традициям нашей печати. Погоня за сенсацией всегда была чужда и противна ей.
Мы хотим закончить этот фельетон тем, с чего начали, — вернемся в кабинет, где скучают сотрудники энской городской газеты. Скучают в ожидании, какую «клюкву» пришлет Необычнов.
Откажитесь, товарищи, от его услуг! Пусть он рассказывает небылицы своей бабушке. Рядом с вами вечный, неиссякаемый источник творчества — жизнь. Она, живая и многогранная, шумит за окнами. И в ней — естественной и непридуманной — самое удивительное! А кальмары в пресных водах Оки не водятся: был только
Сверим часы!
Голубцов страдал от собственных достоинств.
Он был воспитан в духе идеальной точности и безупречной аккуратности. Уважал время других и ценил свое.
По этой причине он был очень наивен и имел много огорчений.
Посудите сами: приглашают его на собрание. В билете написано: «Начало в 6 час. 30 мин.» В 6 часов 30 минут он приходит в клуб. В клубе — пусто.
Голубцов одиноко блуждает среди холодных колонн фойе, а потом обращается к дежурному:
— Может, отменили собрание-то?
Дежурный смотрит на него взглядом, в котором нетрудно прочитать такое: «Ты что, братец, рехнулся или от рождения того?»
Голубцов это смелое предположение, разумеется, отрицает. Тогда дежурный говорит:
— Не знаю, откуда вы приехали. Но у нас всегда так: назначаем на шесть тридцать, чтобы к семи — в начале восьмого собрались.
Нечто подобное происходило с Голубцовым и тогда, когда он был зван в гости.
Приходил, конечно, первым. Хозяйка встречала его в халате, руки не подавала: руки у нее были в тесте, она только что приступила к пирогам.
— A-а! Раздевайтесь, проходите! — восклицала она с фальшивым гостеприимством. — Вы, конечно, вовремя, как приглашали… Но раньше чем через час, наверное, никого не будет. По опыту знаю. Я и с пирогами еще успею управиться и душ принять. Так что займитесь чем-нибудь.
Занятия для гостя чаще всего находили сами хозяева: ему предлагали таскать мебель, развлекать младенцев или открывать бутылки.
Один раз он даже натирал полы.
Водил щеткой по паркету и бормотал себе под нос:
— И когда я оставлю эту дурацкую привычку приходить точно?
Дело, безусловно, не в том, что Голубцов не любил физических упражнений. Ему было жаль времени. Что-то он сегодня не успел сделать, что-то отложил на завтра. И ради чего?
Логичнее было бы, конечно, если бы полы натирали опоздавшие.
О них и речь. О тех, кто похищает время у других и но очень дорожит своим.
При этом хотелось, чтобы читатели, смеясь над ними, не забывали и о себе. Будем самокритичными: минусы, послужившие темой этого фельетона, в равной мере присущи многим из нас. Словом, поговорим о времени (в первом значении этого слова) и о себе.
Предоставим, например, слово чуткому, отзывчивому врачу, который дает больному талончик на 15.00, а принимает в 16. Или пунктуальному руководителю, заставившему томиться за дверью своего кабинета целую группу директоров предприятий.
Конечно, со всеми сразу не побеседуешь. Но ведь эти люди приехали не просто так. Их вызвали. Их предусмотрительно оповестили «молнией»: «Ваш вопрос слушается в 13.15. Явка без опозданий».
В других случаях, видимо, можно опаздывать. Такая уж дисциплина. Иначе страховочная приписка «без опозданий» не понадобилась бы.