Маски
Шрифт:
— Какой ты у нас непутевый! — горестно вздыхала бабушка. — Если бы ты хоть неделю был хорошим мальчиком, я бы купила тебе ружье.
Петя подумал и согласился на кабальные бабушкины условия. С этого момента манной кашей он не брезговал и красным петухом дому не угрожал.
Но он очень томился и много раз с нетерпением спрашивал:
— Когда же кончится неделя?
Тогда он покажет свой характер.
Это логика ребенка. Удивительного в Петином поведении ничего нет: несмышленыш.
Но до какого возраста можно быть несмышленышем?
Судя по
Город включился в двухгодичное соревнование за чистоту. В связи с этим исполком горсовета торжественно обнародовал в прессе решение, запрещающее «выливать на улицах и площадях помои», а также «выбрасывать мусор и павших животных».
Решение, как гласил заключительный параграф, входило в силу через пятнадцать дней после его опубликования. Срок действия был определен в два года.
Из этого следовало, что пятнадцать дней горожане могли еще резвиться и озоровать — кидаться дохлыми кошками и среди бела дня лить помои на центральной площади, около памятника Неизвестному Председателю Горсовета. А потом — ша! На два года надо взять себя в руки, крепиться и пребывать в томлении: «Когда же кончится запретный срок?»
Те, кто не нарушит священных условий, выйдут победителями смотра, будут премированы часами, а возможно и ружьями. Не детскими, конечно, а настоящими, охотничьими — двустволками, берданками, централками.
Авторы этого исторического документа смотрели на горожан снисходительно, как бабушка на шаловливого Петю. А горожане Петями не были и обиделись. Вступать в соревнование за невыбрасывание кошек они считали оскорбительным.
Этот факт я вспомнил только потому, что недавно столкнулся с другими — точно такими же.
Газета «Миасский рабочий» напечатала решение горсовета. Решение «в целях благоустройства» предлагало: очищать улицы от мусора, иметь на домах номерные знаки, содержать закрытыми чердаки и люки канализационных колодцев. Решение столь же категорически запрещало засорять улицы окурками, вывозить навоз на берега водоемов. Было также наложено строгое табу на «безнадзорный выгон на улицы и площади крупного рогатого скота и мелкого скота».
И снова финальный параграф: «…Вступает в силу через 15 дней после опубликования и действует два года…»
Я не был в Миассе в первые дни «после опубликования», но не могу представить себе, чтобы безответственные горожане, воспользовавшись тем, что решение пока еще не вступило в силу, открывали канализационные колодцы, в которые сваливались бы зазевавшиеся пешеходы. Почему-то не верится, что обыватели спешно везли на колымагах навоз к берегам водоемов, попутно бросая окурки на «асфальтовое покрытие»…
Нет, граждане Миасса, наверное, вели себя хорошо. За исключением, может быть, нескольких человек, которые оказались Петями. А остальным еще с детства было известно, что: а) плевать негоже, б) мусорить тоже, в) дважды два — четыре.
По, к сожалению, последняя истина неведома порою
Недавно, слушая известия по радио, я узнал, что в одном доме тяжело заболела одинокая пожилая женщина. Соседи вызвали «скорую помощь», отвезли ее в больницу.
Когда женщина вернулась из больницы, то увидела, что соседи посадили цветы не только под своими окнами, но и под ее окном.
Оканчивая чтение этой информации, диктор торжественно объяснил причину чуткости соседей: жильцы дома включились в соревнование за коммунистические отношения в быту.
А если бы они не включились? Как бы они повели себя? Они бросили бы старуху помирать и даже не вызвали бы «скорую помощь»?
Не компрометируют ли подобные информации большой, высокий почин?
Соседи, проявившие обыкновенную, элементарную человеческую заботу, поступили так, как и надо было, как поступали до них люди тысячи раз. Всем известно: человек заболел — вызывай «скорую помощь»; возник пожар — разбей стекло и нажми кнопку; нашел чужой кошелек — отдай владельцу.
С кошельком обязательно произойдет история. В газете напечатают заметку под заголовком «Честность».
Прочитают заметку знакомые, сослуживцы — будут вас поздравлять: молодец, мол, не украл, а мог бы…
Я завидую тем, о ком писали такие заметки. Обо мне не было ни строчки. Печатно еще не заявлено, что я честный. Ни кошельки, ни бумажники, ни баулы, ни саквояжи в безнадзорном состоянии мне не попадались. Поэтому прошу вас, товарищи, потеряйте кошелек с деньгами, так, чтобы я нашел его, передайте мне сдачу в кассе «Гастронома» — я верну! Беру обязательство. Только прошу учесть: мое обязательство вступает в силу через 15 дней после опубликования этого фельетона и действует в течение двух лет.
Если я сдержу свое слово — купите мне ружье. Хотя бы детское.
Нечистая работа
Как только человек переступает порог магазина, он становится покупателем.
Так просто он сюда не пойдет.
Так просто лучше пойти в парк культуры.
В магазин покупателя влечет мечта о хорошей покупке.
Но осуществляет ее этот капризный индивид не сразу: он присматривается, примеривается, приценивается.
К примеру, ему хочется приобрести электрический холодильник. Но он ставит жестокое условие: чтобы холодильник был удобен, красив и чтобы хоть немножко замораживал. Последнее требование почти граничит с наглостью.
До обидного придирчив покупатель и к любым другим вещам. Он желает заплатить деньги только за такой стол, у которого все ножки равной длины. Он энергично протестует против того, чтобы ему всучили пиджак с оттопыренными карманами. Он настойчиво требует жалобную книгу, когда обнаруживает, что благородная эмаль покрывает отнюдь не всю поверхность кастрюли.
Но вот покупатель увидел на витрине то, что добротно, что сделано со вкусом, и на лице его расцветает светлейшая из улыбок. А губы произносят трепетно и умоляюще: