Маски
Шрифт:
Они уселись рядышком на старинном диване прямо под картиной. От нежного прикосновения женщины у Ибуки внутри словно плотину прорвало, и все его едва сдерживаемые чувства хлынули наружу. Он взял ее личико в ладони и приник к губам долгим поцелуем. Ясуко с улыбкой приняла его, но язычок ее извивался и порхал, словно балерина на сцене, быстрый и сильный, пытался вытолкнуть его, подзадорить, играл с ним внутри маленького ротика. Возбужденный этой вызывающей, мучительной игрой, Ибуки сжал женщину в своих объятиях с такой неистовой силой, что она вскрикнула.
Ясуко, свежая, благоухающая,
Ясуко принесла кюрасо, угостила его и сама немного выпила. Оранжевый ликер был слишком сладким и тягучим и совершенно ему не понравился, но он помнил, как тело его налилось невиданной мощью, будто в него вошла чужая, посторонняя сила.
– Тебе надо уйти от Миэко, – сказал он ей. – Однажды, когда ты сама мне это сказала, я подумал, что все это глупости, но теперь уже так не думаю… Но что бы ты ни решила, не выходи за Микамэ… Он мой враг, как и Миэко, как и любой, кто попытается украсть тебя у меня… Я на все готов, лишь бы не потерять тебя.
Прижимая ее к себе, поглаживая ее руки и плечи, Ибуки обращался к ней с этими словами, но в то же самое время у него было такое чувство, будто он переместился в другое измерение, спал с открытыми глазами в потоке пугающе яркого света. Перед приходом сюда Ибуки пил дома виски, и, хотя с тех пор сделал всего пару глотков дамского ликера, перед ним внезапно разверзся ошеломительный мир красок и света, слишком уж яркий и слишком сверкающий для обычного опьянения.
Совершенно сбитый с толку, он без всякого сопротивления поддался нежным рукам Ясуко, стаскивавшим с него пиджак и снимавшим галстук, а на мягкой щечке, такой близкой, такой родной, играла прелестная ямочка, то появляясь, то исчезая. Эта женщина, сидевшая рядом с ним, была похожа на ту Ясуко, которая постоянно льнула к Миэко. Ощущение оказалось довольно приятным, как будто она прислуживала ему, как будто он занял место Миэко.
Его не парализовало, и физическое притяжение не исчезло, но внезапно безрассудное желание грубо схватить ее и прижать к себе что есть сил отступило. Всецело отдавшись ей, он повалился на кровать за ширмой.
В том, что с ним была именно Ясуко, Ибуки нисколько не сомневался. Но позднее, когда он выдохся и закрыл глаза, переносясь из одного невероятного сна в другой, еще более невероятный, он внезапно очнулся от прикосновения тяжелых, холодных волос в темноте. Ибуки поспешно отдернул полог у своей подушки, и в комнату полился тающий лунный свет, озаривший ускользающим сиянием женское лицо невероятной снежной белизны, на котором черными полосками выделялись словно нарисованные кистью густые брови и трепещущие ресницы… Харумэ.
Ибуки вскрикнул, резко вытащил из-под нее свою руку и поймал ладонью тяжелую прохладную прядь. Харумэ очнулась ото сна, открыла глаза и, нахмурившись, уставилась в лицо нависшего над ней мужчины. Ее полные алые губы призывно открылись, на него смотрело лицо Масугами – маска юной сумасшедшей, которую он видел в доме Ёрихито Якусидзи. Несмотря на застывшую во взгляде опасливость, Харумэ
Все было не так, неправильно как-то. Не понимая, пьян он или бредит, где-то на грани сознания ощущая, что на время выпал из реальности и находится за пределами разума, Ибуки снова погрузился в мир ослепительного света.
Может, в напиток было что-то подмешано? Он только теперь окончательно пришел в себя. В подобном состоянии Ибуки пребывал во время операции по удалению аппендицита, когда ему сделали поясничную анестезию и он все слышал и чувствовал словно сквозь туманную дымку.
Ибуки оглядел себя и увидел, что на нем халат и цветастое ночное кимоно, оставшееся, по всей видимости, от Акио.
– Ты проснулся? Но ведь рано еще! – сонно пробормотала Ясуко.
Ибуки резко развернулся. Ясуко пыталась не глядя нащупать на прикроватном столике наручные часы. Он поймал ее белые пальчики и что есть силы встряхнул.
– Проснись. Мне надо у тебя кое-что спросить.
– Что такое?
Она позволила ему обнять себя и усадить.
При взгляде на это сонное, нежное, словно у малыша, пригревшегося на груди матери, личико у Ибуки защемило в груди. Он прижал к себе ее податливое тело, но она выскользнула из его объятий и поднялась.
– Я так устала… совсем вставать не хочется. – Она встряхнулась – как будто качнулась покрытая бутонами ветка. – Ты уже уходишь? – Взяла часы и посмотрела на циферблат. – Но ведь еще только пять утра! В такую рань ни один поезд не придет.
– Ты здесь всю ночь была? Или еще кто-нибудь приходил?
– Еще кто-нибудь? – изумленно склонила она голову. – С чего ты это взял?
– С того, что… странно как… мне кажется, что здесь была та женщина, Харумэ, прямо в этой постели…
– Что?! – Ясуко расхохоталась, откинув назад короткие черные волосы. – Но это невозможно! У Харумэ своя комната есть. Зачем же она пойдет сюда? Тебе приснилось, наверное. – Она недовольно надула губки. – В чем дело, Цунэо, ты что, влюблен в Харумэ?
– Да нет же, как я могу в нее влюбиться? Я с ней и парой слов не перекинулся. Но ночью ты вдруг превратилась в нее, я в этом абсолютно уверен. Я даже подпрыгнул от изумления.
– Немедленно прекрати! Получается прямо как в стихотворении из «Сказания об Исэ»: «Я ли к тебе приходила, ты ли меня навещал? Никак мне не разобраться – сон то был или явь? Проснулась я или нет?» Приди в себя, наконец! – Ясуко потрепала его по плечу, заглядывая в лицо.
– Все так странно. У меня такое чувство, что я веду себя словно идиот какой-то, но остановиться никак не могу. Оказавшись в руках такой женщины, как ты, любой мужчина в дурака превращается. – И он снова прижал ее к себе.
III. Фукаи
Еще некоторое время Ибуки продолжал встречаться с Ясуко, тайком пробираясь по ночам в поместье Тогано, в оформленную в западном стиле комнату пристройки, но лицо, похожее на маску Но по имени Масугами, принадлежавшее Харумэ, появилось в его полуночных снах лишь однажды.