Масштабные ребята
Шрифт:
Приехали вместе с Ваней на строительство нового поселка много других пареньков и девчонок. Ребят привезли в палатку, выдали каждому новое вафельное полотенце с черным клеймом на уголке и сказали: «Живи!»
Запасного воспитателя у здешних строителей не оказалось, а добровольно идти на эту должность тоже никто не хотел.
Не успел Ваня понять, что к чему, как уже был воспитателем. Культинвентаря, без которого немыслима серьезная воспитательная работа, Ване выдали немного — затрепанную одноактную пьесу без заглавия, коробку домино и две сапожных
Работы у Вани тоже было немного. Поднимать ребят на зарядку, следить, чтобы они чистили зубы порошком, заправляли как следует койки и отваживать их от дурных привычек. Ребята имели моду валяться в одежде на постелях и драить чужими одеялами ботинки. Две щетки, выданные под расписку, исчезли на второй же день несчастной Ваниной службы.
После обеда Ваня повел нас в общежитие. Строители дали две палатки нам и две палатки седьмому-б. Между прочим, у седьмого-б не было ни классного руководителя, ни преподавателя по труду. Неизвестно почему, и того и другого отправили перед самым нашим отъездом в ДОК, то есть в школьный деревообрабатывающий комбинат. Все заботы о седьмом-б свалились на Пал Палыча.
В просторной брезентовой палатке стояли одна возле другой четырнадцать кроватей. Семь — справа и столько же — слева.
Отпихивая друг друга локтями, мы бросились к железным койкам. Но тут суровый голос Пал Палыча пригвоздил нас к месту.
— Назад!
Удивленные и разочарованные, мы попятились на прежние позиции к порогу. Пал Палыч вышел на середину палатки и стал выкликать всех по очереди.
— Маниченко?
— Я!
— Занимай эту кровать.
— Курин?
— Я!
— Занимай эту.
Мне Пал Палыч указал самую плохую и кривоногую кровать. Но дело не только в том, что была она кривоногой. Моя кровать стояла между кроватями Манича и Леньки Курина.
Неужели даже здесь я не избавлюсь от этого ненавистного Леньки?
Пал Палыч распределил кровати и отправился с Ваней к остальным ребятам в другие палатки. Нам Пал Палыч приказал устраиваться и ждать дальнейших распоряжений.
После ухода Пал Палыча в палатке, как бывает всегда в новом незнакомом месте, сразу стало тихо. Я снял комбинезон и стал примерять новые штаны. Ленька застилал по своему вкусу кровать, а Манич сел на корточки перед тумбочкой и начал один за другим складывать туда сдобные, помятые в продовольственном мешке, коржики.
Манич долго колдовал возле своей тумбочки. Он уложил штабелями коржики, а затем затолкал туда же огромную, завернутую в газету, плитку сала. В палатке деловито и сухо щелкнул крепостной замок. Все обернулись и посмотрели на Манича.
— Повесь ключ на шею, а то потеряешь! — сказал Ленька.
Манич втянул голову в плечи, будто жулик, внезапно пойманный на месте преступления.
— Обойдемся без рыжих, — промямлил он.
Эта была постоянная острота Манича.
Возвратились Пал Палыч и Ваня. Пал Палыч сказал несколько фраз воспитательного значения, выразил надежду, что мы не ударим лицом в грязь и так далее и тому подобное.
— Надо избрать старосту общежития, — сказал Пал Палыч. — Предлагаю Леню Курина. Возражений нет?
Я промолчал. Если я выступлю против Леньки, значит, я автоматически выступлю и против Пал Палыча.
— Кто за Леню Курина, поднимите руки, — сказал Пал Палыч.
Все, кроме меня, подняли руки. Пал Палыч посмотрел в мою сторону и спросил:
— Кто против?
Я снова не поднял руки.
— Кто воздержался?
Но и тут я не поднял руки. В конце концов это мое право — как хочу, так и голосую.
Выбрав органы самоуправления, мы отправились в поселок. Мы снова, теперь уже поближе, осмотрели деревянные коробки домов, бетономешалки и транспортеры. Пока мы обедали, ничего там не прибавилось. Разве какой-нибудь новый кирпич да белая, обтесанная топором сосновая балка. Много еще пройдет времени, пока засверкают на солнце стекла и над высокой трубой колыхнется и поплывет к облакам серый лохматый дымок.
Рабочие встречали нас приветливо. Посмеивались и шутливо задирали при случае. Ко мне подошел пожилой якут-плотник. Он стал расспрашивать, кто я такой, и все время поглядывал на меня, будто искал сходства с кем-то другим.
— Погоди, сейчас я тебе чего-нибудь дам, — сказал плотник и стал шарить в карманах брезентовой куртки. Ничего подходящего там для подарка не оказалось. Только желтый составной метр да толстый гвоздь с двумя крылышками возле острого кончика.
— Ты возьми, Колян, — сказал плотник и подал мне гвоздь.
Я не любил, когда меня называли «Колян». Но сейчас мне было очень приятно. Я взял гвоздь и спрятал его в карман. Времени до ужина оставалось еще много, и мы по совету Пал Палыча принялись писать письма. Посреди палатки стоял длинный досчатый стол самодельной работы. Ребята облепили его со всех сторон и начали скрипеть перьями. Я не желал сидеть за одним столом с Ленькой Куриным и примостился со своей тетрадкой возле высокой неудобной тумбочки.
Я накатал четыре страницы, но не сумел перечислить даже половины всех событий. За два дня их накопилось больше, чем за всю мою прежнюю жизнь.
И только про спутник алмаза пироп я написал кратко и сдержанно: пошел к оленьему пастуху, выменял у него на флягу красный камень, а потом потерял. Пускай отец приезжает сюда и сам тут все разузнает — может, это настоящий пироп, а может, просто-напросто красная, никому не нужная стекляшка…
Я написал отцу о пиропе и снова стал вспоминать все, что было связано с этим злополучным камнем. Как прятал в карман, застегивал на «молнию», как ворочался вечером Манич и спрашивал меня — сплю я или не сплю? Нет, как хотите, а без Манича тут не обошлось!