Мастер Альба
Шрифт:
– Нет, не для засады. Просто хотят задержать. И пути не меняют. В порт ушли, несомненно.
Повернулся, спрятал клинок и быстро пошёл, возвращаясь по тропе, к дереву. Открыто уже, не таясь. Вдруг на ходу стал приплясывать и смеяться.
– Всё! – воскликнул он, ритмично подпрыгивая и хлопая в ладоши. – Они убежали! Теперь я тебя спасу!
На земле у дерева, спиной к стволу, сидел мальчик. Правый его кулачок стискивал отвороты курточки под самым горлом. Костяшки маленьких пальчиков побелели. Кулачок мелко дрожал. Мальчик смотрел ясными, бесслёзными глазами, только морщился и, оскаливаясь, шипел от боли. Левая рука его была поднята вверх и прибита к стволу прошедшим сквозь ладошку узким, стальным, похожим на шило стилетом.
– Топ-топ-топ, – напевал Альба, громко смеясь, – и вот в последний раз “топ”. Теперь я тебя спасу. Очень быстро. Потому что вон я как славно умею плясать.
Мальчик поднял лицо вверх, к руке.
– Сейчас мы вытащим эту колючку, – сказал беззаботным тоном монах. – Потом будем пить чай. Ты знаешь, какой бывает чай? Очень-очень разный. Он бывает привезённый из Индии, из страны, где живут слоны. Или с большого и дикого острова под названием Цейлон. Но, знаешь, он даёт только запах, а вот силу – не очень. Если же чай сделать из трав – нужно только уметь найти их в лесу – о, тогда это будет… Тогда это будет…
Он внимательно оглядел скрюченные, побелевшие маленькие пальцы, торчащую из середины ладони железную рукоять стилета. На торце она была присыпана белым. “Камнем заколачивали. Не вытащить. Сломать? Но как? Если сталь лопнет внутри ладони, в мякоть уйдут осколки… Нужно ломать возле самой рукояти. Судя по блеску, сталь прокалена хорошо. Не гнётся…“
– …Тогда это будет и чай, и лекарство.
Он вытащил Кобру, приставил ребром к основанию страшного лезвия, взял стилет на излом… Ударила в грудь отскочившая рукоять, звонкий щелчок прокатился по лесу. Мастер быстро взглянул мальчишке в лицо. Нет, рану не потревожили. Славно.
Теперь из ладони торчал короткий, серый на сломе штырёк. Осталось снять ладонь с него. Но, конечно, без лишней боли.
– А знаешь, недавно на ярмарке клоун какую песенку интересную пел? – спросил монах. – Вот послушай.
А сам незаметно взял в кольцо твёрдых пальцев тонкое запястье прибитой руки, медленно сжал. Говорил, пел, говорил, пел, а сам всё сильнее сжимал тонкую детскую руку. “Пусть онемеет…”
– …Вот, а в конце он так крикнул, что всех оглушил! Вот дай-ка мне ушко, я покажу тебе – как!
Монах склонился пониже и выкрикнул:
– А!!
Мальчик качнул головой, спасая оглушённое ухо, а монах осторожно подвёл к его груди освобождённую руку.
– Посиди так, – попросил голосом ровным и тихим.
Метнулся вдоль по тропе, несколько раз наклонился. Принёс два широких зелёных листа и пару тонких длинных стеблей. Потёр листья друг о друга, – на них выступила жирная, влажная зелень, – и залепил этой зеленью с двух сторон сквозную тёмную рану. Осторожно перемотал кисть поверх листов тонким стеблем. Связал концы в узелок. Закончив, весело произнёс:
– Теперь, малыш, идём. Я познакомлю тебя с одним моим другом.
Медленно они поплелись по тропинке назад.
– Ты, малыш, прислони больную руку к груди, а другой рукой поддерживай её снизу. Скоро услышишь тепло. Это называется – рука руку лечит. Вот, а теперь, чтобы не было больно, – ведь больно, я знаю, – мы с тобой скажем волшебные слова. Повторяй за мной…
Они медленно шли и распускали ниточку древнего проверенного заклинания:
Вот берёзовый листочек,
Словно маленький плоточек,
На волнах качается,
Боль моя кончается…
– Ты знаешь, что такое “плоточек”? – поинтересовался монах.
– Плотик? Маленький плот? – прошептал впервые ребёнок.
– Молодец! Ты говори и представляй себе: свежий зелёный листок, качается на воде, словно крохотный плот. И медленно тонет. Качается на воде, качается и тихо так опускается вниз. А с ним тонет и уменьшается боль. И вдруг – вовсе пропала!
ЧАЙ НИОТКУДА
Бэнсон шёл к ним навстречу.
– Вот это да, – проговорил озадаченно мастер. – Вот это здоровье!
И, обращаясь уже к малышу:
– Вот – мой друг. Не помню только, как звать.
– Я Бэнсон, – Носорог с трудом разлепил сухие горячие губы.
– Здравствуйте, Бэнсон. Это Филипп вас ударил. А я – Симеон.
– А я – мастер Альба. Мы будем пить чай?
– Нет воды, – сообщил, подняв личико вверх, Симеон. – Нет котелка, нет огня и нет чая.
– Лес, хороший ты мой, всё это даст. Вы посидите-ка здесь, а я кой чего поищу…
– А они ? – мальчик тревожно вскинул глаза.
– Они убежали. Навсегда.
– Ой, они очень спешили!
– Это понятно, – усмехнулся монах, и усмешка его вышла недоброй.
Вскоре он вернулся. Учащённо дыша, подошёл к сидящим в тени.
– Следуйте за мной, господа англичане! – довольно сказал монах. – Поверьте мне на слово, – нам повезло!
Альба привёл их на другую поляну. Всю в круглых камнях. Прошли ещё глубже в лес. Приблизились к большому, в рост Симеона, валуну. В одном из выступов его, сверху, была вмятина, яма. Шириной в локоть. В ней скопилась дождевая вода. Альба палочкой повыбрасывал из неё какой-то невидимый мусор, вздохнул облегчённо.
– Вот, джентльмены. И котелок вам, и вода. Теперь будете жить.
– Этот вот камень – он что, котелок? – спросил, взяв здоровой рукой Носорога за палец, озадаченный Симеон.
– Давай посидим, – отозвался после долгой паузы Бэнсон, и сел, и закрыл бессильно глаза.
Они устроились рядом, прижались друг к другу.
– Я буду смотреть, – прошептал Симеон.
Альба коричневой быстрой совой мелькал по поляне. Сволок в кучу камни, ветви, сухие смолистые сучья. Взял ветку, изогнутую в полукруг, привязал к её концу волокно верёвки. Потом волокно обернул вокруг тонкой круглой палочки, и другой конец завязал на втором сломе ветки, согнув ее в виде лука. Поставил палочку вертикально, так, что лук оказался сбоку, упёр её в сухую колоду, а верхний конец придавил плоским камнем, что держал в левой руке. Правой же потянул – повёл луком, и палочка, оставаясь на месте, завращалась, охваченная бегущей по ней тетивой. И забегал смычок, и замелькала с невиданной скоростью палочка. Скоро от нижнего её конца, из колоды, поднялся дымок. Ещё немного – и колодная труха, и сухие травинки, корчась, выдавили из себя огонёк. Альба схватил его новым, большим уже комом травы, подкормил сухой хвоей, раздул огонь.