Мастер Альба
Шрифт:
– Последите за костром, джентльмены, – попросил мастер, обращаясь в основном к Симеону.
Наломал, набросал в огонь сучьев, закатил зачем-то в самый жар десяток небольших круглых камней и поспешно отправился в заросли. Когда он вернулся, под капюшоном светилась улыбка, а в руках был целый пук листьев, веток и травы.
– Даже ком паутины принёс, – сообщил он, доставая с груди что-то липкое, серое.
– Паутину делают паучки?
– Да, малыш, они самые. Тебе-то мы свежую рану подорожником залепили, а вот у Бэнсона рана на голове засохла. Теперь её отливать, да клочья кожи как надо укладывать, да слеплять паутиной. Очень, запомни, полезная вещь.
Костёр прогорел. Альба разложил аккуратно в ряд травы, потёр ладони над опадающим, вялым уже огнём. Выкатил из углей камень, да обернул – охватил его травяным жгутом – травы зашипели, закорчились, стали стремительно менять цвет на коричневый – да и бросил всё это в ямку с водой! Охнула, зашипела вода, взлетели от упавшего камня наверх пузыри. Немного подождав, Альба выхватил травами, как рукавицей, новый раскалённый кругляш – и в воду. И половины камней из костра не достал, – а вода уже закипела. Потянуло вдруг по поляне травяным банным духом.
– Теперь подождём немного, пусть остынет, – сказал Альба и снова ушёл.
Ушёл, доставая на ходу из-под руки спрятанный под балахоном клинок. Принёс несколько квадратов берёзовой коры. Свернул бересту в конус, расщепленной палочкой скрепил края. Вот вам и кружка…
Напоил нежданных своих пациентов невиданным чаем. Накалил новых камней и новых накипятил трав. Теперь промыл и перевязал подорожником раны. Между высоких корней огромной сосны выскоблил землю, устелил мягкими лапами еловых ветвей. Улеглись рядом Бэнсон и Симеон и тотчас уснули.
– Хорошо, Альба, – похвалил себя монах. – Теперь будут жить. Пантелеус был бы доволен.
От земли, вверх, по древесным стволам тихо полз вечер. Альба разложил три костра – два по бокам, один у спящих в ногах. (Те даже не шевельнулись.)
– Мухомора не пожалел, – улыбнулся мастер. – Снов они не увидят.
Долгая, наполненная звуками, ворочалась ночь. Три огня приплясывали подле дерева, овевали спящих теплом. Сидел и молчал возле них небольшой человек с низко опущенной головой, накрытой колпаком старого капюшона.
Симеон попискивал во сне, как птенец.
Утро проспали. Солнце приподнялось над деревьями, давно прогорели костры. Сидевший долгое время неподвижно, монах встал, вздохнул, выпростал руки из рукавов балахона. Подошёл к спящим. Склонился, внимательно осмотрел пальцы и ладошку у Симеона. Нет ни опухоли, ни красноты. “Хорошо”.
– Альба, – сказал, не поднимая головы, Бэнсон.
– А как тебя Томас звал? – вопросом на вопрос ответил монах.
– Бэн.
– Хорошо. Так что, Бэн?
– Ты человек?
– Человек. Причём самый обыкновенный. Отчего это ты спрашиваешь?
– Ты приходишь, как с неба. Когда рядом смерть. И спасаешь. Меня вот – второй уже раз. За мою очень короткую жизнь.
– Случайность.
Помолчали немного. Потом Бэнсон, с усилием сглотнув, прошептал:
– А вот они … Кто это был?
– Звери, – спокойно и равнодушно сообщил Альба. – Звери бешеные. Патер их – в моём представлении – на сегодняшний день самый страшный человек на Земле. Древний паук. Плодит гнёзда ужаса и страданий. По старой инквизиции тоскует. Чёрный философ. Тренированный охранник его – Филипп из Йорка. Бывший Йоркский палач. Девочка – просто способная ученица. Убийца-ремесленник. Хотя и не законченная злодейка. Над ней просто с жутким умением поработали. С раннего детства. Для того же был и Симеон предназначен…
Бэнсон в немой ярости вздрогнул, передёрнул плечами.
– А нас, выходит… Мы должны были задержать тебя?
– Вы и задержали, – улыбнувшись, сказал Альба. – Они своё дело знают. Да я их вряд ли догнал бы. Я очень устал, а они – свежие. Вспугнул – и то ладно. А то, что не дал пробиться в Девять звёзд – ещё лучше. Не пустил в подземелье. Они теперь сели на корабль и пошли куда-то в неведомое, надёжное место. Только патер не подозревает, что я знаю, где можно о месте-то этом узнать. Пожалел я в прошлом одного неправильного человека, не до него было. Теперь он кое о чём порасскажет.
– А они вчера – сразу в порт?
– Сразу. Ещё трёх человек убили.
– Где, когда?
– Как только вышли на дорогу. В то время примерно, когда я костёр разводил. Адония остановила первых трёх случайных всадников. Филипп их убил.
– Откуда ты знаешь?
– Да иначе не может быть. Им лошади были нужны. Ведь я шёл по следу, тут они кровь не считали. А если остановили карету – то перерезали всех, и тогда уж не троих, а побольше. Умчались верхом.
– А что теперь мы?
– Ты – домой. Поохотился, хватит. Симеона возьми к себе. Мне бегать придётся. Я заберу его потом. Отвезу к Серым братьям.
– Я не охотился, – тоскливо проговорил Бэнсон. – Я к Тому на выручку ехал.
– Разве Том не в Бристоле?
– Да нет. Тут дело такое…
За полдень дошли до дороги. Шли медленно, так что Бэнсон успел многое рассказать.
В порту Альба ненадолго их оставил, а сам скрылся куда-то. Вернулся – как будто и не было бессонной ночи и длинного перехода: бодрый, довольный.
– Есть корабль. Уходит сегодня. Вот только денег нет. Сейчас попробую достать…
– Деньги есть, – поспешно сказал Бэнсон, прикасаясь к поясу куртки.
– Судовладелец просит много.
– Хватит на всё. Я в дорогу-то собирался дальнюю.
Альба кивнул.
– Ну да, если знать о подарке сэра Коривля, – деньги у тебя быть должны. Хорошо. Поедем пока на твои.
ПОЕЗДКА В ТРЮМЕ
Когда есть деньги – любое дело устраивается быстро. Троим путникам отвели тёмное, но уютное место в углу трюма и даже накормили обедом из общего корабельного котла. Ночью под плеск волн за бортом Бэнсон разговорился со своим спасителем.