Мастер-арфист
Шрифт:
Грож принялся обучать военному делу всех мужчин холда в возрасте от пятнадцати до пятидесяти Оборотов. Тарафел и Мелонгель мрачно последовали его примеру и удвоили численность пограничной стражи.
Следующей зимой — она тоже выдалась очень холодной — мастер Дженелл умер от разрыва сердца. Оголли, Уошелл и Горэзд — тоже изрядно сдавший — разослали эту весть повсюду. Они знали, что Дженелл назвал своим преемником Робинтона, но, если бы выборы проводили в точном соответствии с правилами, пришлось бы дожидаться весны — до ее наступления отсутствовавшие мастера просто не могли вернуться
Лорра три Оборота назад вернулась к родне, в Южный Болл, и теперь Сильвина, такая же темноволосая и такая же энергичная, как мать, сделалась хозяйкой Дома арфистов. Робинтону нравилось ее спокойное, рассудительное отношение к делам и бедам цеха; после того, как Робинтон достаточно долго пробыл в цехе, их былая дружба возродилась, а потом как-то само собою вышло, что Сильвина стала частенько делить с ним постель. У нее хватало такта не заговаривать о печали в глазах Робинтона, хотя она знала, что за десять Оборотов его воспоминания о Касии так и не потускнели. Сильвина принимала Робинтона таким, какой он есть, и ничего от него не требовала, и за это Робинтон был ей глубоко признателен. Она была так же великодушна, как Лорра.
— Барабаны смолкли, — сказала вдруг Сильвина, собиравшаяся налить Робинтону очередную чашку кла.
— Да, действительно, — отозвался Робинтон, осознав, что не чувствует больше дрожи, проникающей даже сквозь каменные стены Дома. Он сглотнул, и Сильвина, глядя, как он мается, улыбнулась.
— Можешь пока подождать и посчитать.
— А что, если…
Заслышав шаги на лестнице, Робинтон умолк. К кухне кто-то приближался — как минимум, двое.
Сильвина придвинулась поближе и сжала его руку.
В дверях показались улыбающиеся Оголли и Джеринт; они принесли с собой пачку небольших листков пергамента.
— Мастер Робинтон, согласны ли вы принять на себя обязанности главного мастера этого цеха? — церемонно вопросил Оголли, но широкая улыбка и радость в глазах неопровержимо изобличали его истинные чувства.
— Согласен, — отозвался Робинтон; у него внезапно пересохло в горле.
— По единогласному… — Джеринт сделал паузу, чтобы Робинтон осознал значение сказанного, — решению всех мастеров нашего цеха вам надлежит занять эту должность и принять все связанные с нею почести, привилегии, исключительные права… и все это кошмарное количество работы!
Он шагнул вперед, схватил руки Робинтона и крепко пожал.
— Клянусь Первым Яйцом, Роб! До чего же я рад, что выбрали тебя!
— А кого ж еще? — поинтересовался Оголли и, отпихнув Джеринта, тоже пожал руку новоиспеченному мастеру-арфисту. — Кого ж еще мы могли избрать, мальчик мой? Кого? Мерелан так… — глаза Оголли наполнились слезами, и голос дрогнул, но старый арфист все-таки договорил: — Так гордилась бы тобой!
Робинтон крепко пожал руку Оголли, чувствуя, как что-то
— Да, она бы очень радовалась…
— Она всегда говорила, что ты станешь главным арфистом, — подала голос Сильвина. Она обняла Робинтона за шею и звучно чмокнула в щеку. — Мама будет так за тебя рада, Роб, так рада! Она с самого твоего детства твердила, что тебя, дескать, ждет великое будущее.
— Роб, Петирон помогал нам подсчитывать голоса, — вклинился Джеринт, и в глазах у него заплясали озорные огоньки.
— Он тоже гордится тобой, Робинтон… — самым серьезным тоном произнес Оголли. — Правда-правда!
Робинтон лишь кивнул в ответ. Сильвина тем временем принялась хлопотать у буфета; она извлекла оттуда бокалы и мех с вином и протянула мех Робинтону — так, чтобы он увидел ярлычок.
— Бенденское?! — обрадованно воскликнул Робинтон.
— Дженелл сам его заказал — специально ради сегодняшнего дня! — сообщила Сильвина. — И я его сберегла, — добавила она, смерив Джеринта укоризненным взглядом, — так что открывай! Здесь хватит на всех!
Когда на следующее утро Робинтон вошел в кабинет мастера-арфиста, у него все еще здорово гудело в голове. Внезапно он заметил, что кто-то его ожидает, и резко остановился. Это был Петирон. Отца не было среди тех, кто вчера вечером пил за здоровье нового главного арфиста, и Робинтон на всякий случай отметил про себя этот факт.
— Робинтон, я хочу, чтобы одним из первых твоих распоряжений в этой должности стало новое назначение для меня, — чопорно произнес Петирон. — Я думаю, ты хорошо справишься с должностью мастера-арфиста. Я желаю тебе всего наилучшего, но мне кажется, что мое присутствие в цехе может создать для тебя лишние затруднения…
— Но… отец…
Непривычное обращение далось ему с большим трудом, и Робинтон мысленно обругал себя за то, что это прозвучало так неловко.
Петирон едва заметно улыбнулся; похоже, он считал, что секундная заминка Робинтона достаточно подтверждает его точку зрения.
— Думаю, тебе куда легче будет вести дела, если ты не будешь опасаться… ну, того, что я с чем-то не соглашусь.
Робинтон взглянул в глаза отцу и медленно кивнул.
— Я очень ценю твою заботу, но в этом нет необходимости…
— Я настаиваю! — заявил Петирон, упрямо вздернув подбородок. Сын слишком хорошо знал этот его жест.
— Но сейчас ни в одном из Великих холдов нет…
— Я предпочел бы холд поменьше.
— Но ты — мастер, и отправлять тебя в глушь…
— Именно об этом я и прошу.
— Но у тебя же есть прекрасный новый ученик — как там его, Домек? Мне казалось, ты доволен его успехами.
Петирон фыркнул и небрежным взмахом руки отмел робкое возражение.
— Этот молодой человек считает, что уже все знает. Так что теперь удовольствие возиться с ним достанется тебе.
Робинтон ухитрился сдержать улыбку. Он слыхал, что отец с Домеком уже несколько раз крупно повздорили — из-за хроматических вариаций. Похоже, Петирон встретил наконец достойного ученика.
— Я просто думал, что… — попытался он еще раз.