Мастер-арфист
Шрифт:
— Ну, сперва пришлось долго морить их обеих голодом. Никогда бы не подумал, что драконья королева может быть такой упрямой. Чтобы отобрать у нее жратву, понадобились все бронзовые драконы. Она выбиралась из Вейра по ночам и отправлялась на охоту.
— Кто? Йора или Неморт'а?
Ф'лон растерянно уставился на Роба, потом расхохотался.
— Ну конечно, я говорил о Неморт'е! Что до Йоры, полагаю, у нее по всему Вейру припрятано съестное, потому что ее нам так и не удалось заставить похудеть до приемлемых габаритов. Но Неморт'а доставила
Ф'лон потряс головой, на лице его появилась странная ухмылка.
— Но Сайманит' себя показал! Догнал ее и сделал все как надо.
Он шумно выдохнул.
Робинтон едва не заржал, но сдержался, хоть и не без труда. Интересно, как Ф'лон в такие моменты управляется со своей неповоротливой супругой? Впрочем, есть вещи, которые обсуждать не следует, даже с таким добрым другом, как Ф'лон.
— Так она должна отложить кладку зимой?
— Если она ее вообще отложит!
— Яиц может оказаться втрое больше, чем в прошлый раз.
— И они нам вот как понадобятся — все до единого!
Ф'лон осушил бокал и разбил его о край очага. Робинтон, хотя ему и жаль было двух красивых бокалов, последовал его примеру.
— Я сам прилечу за тобой, когда подойдет время Запечатления. Оба моих сына будут в нем участвовать.
К тому времени, как Робинтон сообразил, что младшему из них исполнится всего десять, Ф'лон уже был за порогом.
— Ну что ж, в конце концов, он — предводитель Вейра, — пробормотал себе под нос Робинтон. — А драконы сделают правильный выбор.
Он очень на это надеялся.
На той неделе к нему пожаловал еще один, совершенно неожиданный гость, и визит этот имел не менее неожиданные последствия.
В дверь его покоев постучалась Сильвина.
— К тебе двое гостей, Роб, — сказала она, широко улыбаясь, и распахнула дверь, чтобы впустить их.
Робинтон немедленно поднялся, приветствуя вошедших: седовласого мужчину и ужасно неуклюжего, застенчивого паренька с круглыми глазами, такими испуганными, что Робинтон постарался улыбаться как можно радушнее. Мужчина подтолкнул паренька вперед. На руке мужчины не хватало двух пальцев. Он поклонился мастеру-арфисту с большим достоинством.
— Ты меня, должно быть, не помнишь, — сказал он, — однако я свою кузину Мерелан никогда не забывал.
Покалеченная рука, низкий голос, загорелое, обветренное и смутно знакомое лицо — все это и в придачу тяжелые сапоги помогли Робинтону отгадать загадку.
— Ранту?!
— Ага! — И пришелец расплылся в широкой улыбке. — Ранту из глухого леса. Надо же, ты еще помнишь мое имя — а ведь столько воды утекло!
Робинтон энергично потряс протянутую руку и пригласил обоих садиться, жестом попросив Сильвину принести угощение.
— Да, сколько времени прошло! И не счесть, сколько Оборотов! — сказал Робинтон. — Я до сих пор помню то лето, и море, и всех моих кузенов — я даже не подозревал, что их столько!
— Я слыхал, Мерелан померла, и уже довольно давно, — сказал Ранту, слегка помрачнев. — Я помню, как она временами пела на Встречах в Южном Болле.
— У тебя был прекрасный голос — она частенько его вспоминала.
— Да ну? — Старик просиял. Парень заерзал в кресле, не зная, что ему делать и как себя вести.
— Честное слово, — дружелюбно сказал Робинтон и слегка развернулся к мальчику, показывая, что он тоже может принять участие в беседе.
Ранту прокашлялся и подался вперед.
— Ну, я, собственно, за этим приехал.
— Как так?
— А вот так. — Ранту взял парнишку за плечо. — Это мой внук, Сибелл. Он умеет петь. Я хочу, чтобы он стал арфистом — ежели таланту хватит, конечно.
— Так это же прекрасно, Ранту!
— Ему тут будет лучше, куда лучше, чем в лесах. Я ведь не забыл твоего отца, знаешь ли, — лукаво усмехнулся Ранту. — Похоже, он был о нас не слишком высокого мнения.
— Ну, что ты…
— Э-э, не пытайся приукрашивать правду, парень — то есть, прошу прощения, мастер-арфист…
Ранту внезапно сообразил, что не по чину ему делать замечания такой важной персоне.
Робинтон рассмеялся.
— Ему просто было обидно потерять такой многообещающий дар!
— Я хочу, чтобы у Сибелла было будущее, — сказал Ранту. — Парень шустрый, уже сейчас играет на свирели, которую сам сделал, и на нашей старой гитаре. Все обучающие песни и Баллады он уже выучил назубок. Своего арфиста у нас там нет — больно холд маленький, — но я позаботился, чтобы Сибелл научился всему, чему можно было.
Робинтон обернулся к мальчику. Тот сидел как на иголках и, когда мастер-арфист посмотрел на него, вздернул голову. Паренек был такой же загорелый, как и дед, с копной выгоревших на солнце волос и широко расставленными темными глазами, которые потихоньку вбирали все, что находилось в комнате, от инструментов на стене до нот, набросанных на грифельной доске. Как прикинул Робинтон, мальчишке было одиннадцать-двенадцать Оборотов от роду. Кожа да кости, но со временем обещает вырасти крепким и высоким. Костлявые запястья и лодыжки торчали из рукавов и штанин слишком короткой одежды.
— Я тоже начал со свирели, знаешь ли, — мягко сказал он и указал на свирель, висящую на стене.
Парень, похоже, удивился.
— Ты привез с собой свою? — спросил Робинтон.
— Да он с нею не расстается! — гордо сказал дед и подмигнул Сибеллу.
Парнишка сунул руку за пазуху и вытащил многоколенчатую свирель, которую носил под рубашкой, подальше от посторонних глаз.
Робинтон встал и снял со стены свой собственный детский инструмент. Он улыбнулся Сибеллу, приспосабливая свои взрослые пальцы под отверстия, рассчитанные на маленькую руку. Потом быстро сыграл гамму и взглянул на Сибелла. Мальчишка слегка удивился, усмехнулся и повторил гамму, быстро и верно.