Мастер-арфист
Шрифт:
— Поскольку ты слышал песни Роби, которые мастера использовали во время занятий, и слышал, как музыканты их играли, ты не можешь утверждать, что это делалось у тебя за спиной, — спокойно отрезала Мерелан и забрала у мужа свиток с нотами.
— Он сочиняет?
— Да, он сочиняет. Сочиняет песни.
Мерелан не стала напоминать Петирону, что тот уже однажды видел ранние работы сына. Она искренне надеялась, что муж не вспомнит, когда он впервые услышал эти очаровательные, полные радости мелодии — творения Робинтона.
— Он вырос в цехе арфистов. Его со всех сторон окружает музыка. Его родители — мастера цеха. Странно было бы, если б Роби
Петирон застыл, ошеломленно глядя то на жену, то на сына. Мерелан туго свернула ноты и спрятала их.
— Ты скрыла от меня, что у него хороший слух, прекрасный дискант и что он пишет музыку?
— Никто. Ничего. От тебя. Не скрывал. Петирон! — напряженно произнесла Мерелан, подчеркивая каждое слово, и внезапно выругалась, чем повергла в изумление не только сына, но и мужа — Петирон привык, что супруга всегда держит себя в руках. — Ты просто… просто не желаешь ни видеть, ни слышать ничего вокруг себя. А теперь хоть раз в жизни поступи, как положено отцу, — отнеси сумку в ученическую спальню. Она тяжеловата для Роби.
И Мерелан повелительно указала сперва на набитую сумку, а затем на окно комнаты, в которую должен был перебраться Робинтон.
Не сказав ни слова, Петирон взял сумку и вышел.
Робинтон подхватил две сумки поменьше, перебросил ремень одной через плечо и уже шагнул вперед, когда мать, оглянувшись на дверь, остановила его.
— Задержись на минутку, радость моя. — На лице Мерелан читались печаль и страдание. — Мне не следовало так говорить. Мне не следовало выходить из себя, хоть он меня и довел. Но я не могу больше за твой счет угождать его раздутому самомнению.
— Все в порядке, ма. Я все понимаю.
Мерелан погладила сына по щеке — Робинтон вытянулся за последнее время и почти не уступал ей в росте— и печально покачала головой. В глазах у нее стояли слезы.
— Вряд ли, милый. Но у тебя доброе и великодушное сердце. Оставайся таким всегда, Роби. Это дорогого стоит…
А потом Мерелан отпустила его, и он отправился в ученическую комнату. С отцом он не встретился, но сумка ждала его у кровати. Робинтон принялся распаковывать вещи. Ему хотелось до появления остальных учеников сглотнуть ком в горле, избавиться от ощущения потери — как будто от него ушло что-то важное…
В новом классе Робинтона было двадцать шесть человек. Они занимали три комнаты, и Робинтон попал в ту, где жили шестеро; в общем, ему повезло: в их комнате было чуть попросторнее, чем в прочих. К вечеру Робинтон встретился с новыми товарищами — и на них пришли посмотреть старшие ученики. Их староста Шонегар — высокий, хорошо сложенный парень из Керуна — принялся многословно расписывать новичкам традиции, сопряженные с их нынешним статусом, и то и дело ударяясь в воспоминания о том, как он сам был младшим. Робинтон старательно сохранял на лице подобающее выражение. Среди всего прочего, Шонегар заявил, что каждому из новичков необходимо в одиночку провести ночь в Вейре, чтобы доказать свою храбрость.
— Арфистам приходится сталкиваться с самыми разными трудностями. Быть арфистом — это не только петь песенки в холдах для увеселения жителей. В их жизни немало опасностей, — с самым серьезным видом произнес Шонегар, — и вы должны доказать, что способны справиться с ними.
— Но Вейр пустует вот уж несколько сотен Оборотов, — подал голос самый тощий из новичков, Гродон, и судорожно сглотнул. В глазах его светилась тревога.
— Мы все через это прошли, малый. И ты тоже должен, — твердо заявил Шонегар. Он взглянул на Робинтона и слегка приподнял бровь, узнав его. — Все должны.
Робинтон неоднократно репетировал вместе с Шонегаром — у того был хороший второй тенор. Но, что было гораздо важнее, Шонегар отличался справедливостью и действительно поддерживал порядок среди учеников. Хотя его должность старосты не была официальной, мастер Дженелл всячески поощрял Шонегара. Тот не позволял ученикам задирать друг друга и удерживал их от дурацких выходок.
Когда новички принялись рассказывать друг дружке о своих семьях, Робинтон предпочел промолчать и не говорить, что сам он родился здесь — но это было очевидным. Робинтон надеялся, что у него все-таки появится друзья, хотя он и сын мастеров цеха. К счастью, теперь, когда Роби поселился вместе с остальными учениками, его прирожденная скромность и доброе сердце сослужили ему хорошую службу. Гродон первую неделю ужасно тосковал по дому, и Роби выпрашивал у Лорры всякие вкусности, чтобы смягчить его тоску. Фалони — смуглый парнишка с выгоревшими на солнце волосами — приехал из Айгена. Загорелый Шеллайн — из Нерата, а Леар — из Тиллека. Леар чрезвычайно радовался, что теперь ему не придется, как всей его родне, становиться рыбаком. Джеринт, темноволосый мальчик из южного Керуна, проводил большую часть времени, тихонько наигрывая на дудочке. Робинтон сразу заметил, что играет он действительно хорошо.
Десять дней спустя, вечером, когда в цехе уже погасили светильники, Шонегар пришел в спальню к новичкам, и получилось так, что Робинтон все-таки выделился из всех.
— Ну, кто первым проведет ночь в Вейре? — спросил старший ученик и строго оглядел свои жертвы, уже улегшиеся в кровати.
Все, кроме Робинтона, забились под одеяла, пытаясь спрятаться.
— Пожалуй, я бы хотел развязаться с этим побыстрее, — заявил Робинтон, откидывая одеяло.
— Молодец, Роби, — одобрительно сказал Шонегар. Робинтон тепло оделся, прихватил куртку и приготовился идти.
Шонегар и два его помощника, ожидавших в коридоре, провели Робинтона по боковой лестнице, а потом через черный ход вывели его из цеха в холд. Снаружи их поджидал еще один из старших учеников; он сторожил пятерых скакунов. Робинтону всегда было любопытно, как же ученики успевают за ночь побывать в Вейре и вернуться, причем так, чтобы мастера не заметили их отсутствия. Теперь все стало ясно. Впрочем, Роби лишь обрадовался, узнав, что ему не придется пешком топать до Вейра по длинной дороге, ведущей к тому же в гору. Это, пожалуй, страшнее, чем всю ночь просидеть одному в Вейре. Слишком много на ночной дороге тоннельных змей. Да и вообще, мало ли кого там можно встретить.
Стараясь не шуметь, они прошли через огромный двор Форт-холда, мимо загонов для животных, а потом Шонегар провел спутников через тоннель, прорубленный в скале — одно из чудес, сотворенных Предками, — и ведущий в соседнюю долину. Когда тоннель остался позади, ученики сели на скакунов — теперь их уже не могли услышать в холде — и направились по дороге вверх, к Форт-Вейру. По пути им пришлось преодолеть еще один тоннель, прорубленный Предками при помощи их потрясающей техники. Для Робинтона эта часть пути была самой тяжелой; хотя Шонегар вез с собой светильник, тоннели внушали Робинтону страх.