Мастер-арфист
Шрифт:
— Красота какая!
Бордон и Брашия принялись разглядывать резьбу, инкрустацию и струны, а потом, конечно же, попросили Робинтона сыграть, чтобы послушать, как звучит арфа.
Взяв в руки инструмент, Робинтон окончательно успокоился. Заметив это, Ювана извинилась перед присутствующими и удалилась: у нее было еще много дел.
Когда Робинтон и Касия вошли в зал суда, где их уже ожидали лорд и леди холда, мастер Миннарден и другие мастера, и Робинтон взял руку Касии в свою, он подумал, что такого прекрасного дня на свете еще не бывало. И то, что Робинтон и
Робинтону никогда еще не приходилось говорить перед таким огромным скоплением народа. Петь-то приходилось, но говорить, вкладывая в слова всю свою душу, — совсем другое дело. Ему даже пришлось откашляться, прежде чем он смог произнести хоть слово. Но потом Робинтон, набрав в грудь побольше воздуха, все-таки объявил во всеуслышание о своем желании стать для Касии любящим, добрым, внимательным супругом, заботиться о ней всю жизнь, вместе с ней растить детей и обеспечивать свою семью всем необходимым.
Не выпуская руки возлюбленной, он взглянул Касии в глаза — не затуманенные больше тенью былого горя, а сияющие счастьем. И Касия — ей тоже пришлось прочистить горло, прежде чем заговорить, — так же громко и решительно объявила о своем желании вступить в брак. Дойдя до того места, где говорилось о детях, она улыбнулась еще шире и подмигнула жениху.
— Мы слышали ваши обещания, Робинтон и Касия, — торжественно произнес Мелонгель. Он принимал обеты новобрачных на правах владетеля холда.
— Услышано и засвидетельствовано! — сказал мастер Миннарден, а прочие мастера подхватили традиционный ответ.
Все присутствующие разразились радостными возгласами и пожеланиями счастья.
Мелонгель, прежде чем перейти к следующей паре, пожал руки Касии и Робинтону и, на миг утратив свою торжественность, расплылся в улыбке и с озорным видом шепнул молодому арфисту:
— Братец.
— Ну, целуй же ее! — воскликнул Ф'лон. Робинтон и Касия ошеломленно застыли, и тогда всадник, обняв их за плечи, толкнул друг к другу.
Губы молодых соприкоснулись, и Робинтону показалось, что его пронзила молния, нет, их обоих, и его, и Касию, так доверчиво прильнувшую к нему. Он едва не разозлился, когда Ф'лон заставил их прервать поцелуй.
— Доченька, я так счастлива! — воскликнула Мерелан, обняв потрясенную Касию. В глазах у Мерелан стояли слезы — но это не умаляло ее красоты. Потом она уступила место Брашии, и та, разрыдавшись, крепко сжала дочь в объятиях. Бордон с такой энергией пожал руку Робинтону, что арфист не на шутку испугался: а сможет ли он в ближайшее время на чем-нибудь играть? Ф'лон поднял шум, утверждая, что тоже имеет право поцеловать Касию — всего разочек, чтобы она знала, чего лишилась. А потом Мерелан обняла Робинтона — так крепко, что он едва мог вздохнуть.
— Будь так же счастлив, как мы с твоим отцом, — прошептала сыну на ухо Мерелан. Почувствовав, как он напрягся, Мерелан слегка отстранилась и пристально взглянула Робинтону в глаза. — Ведь мы с ним действительно были счастливы… вместе.
И Робинтон понял, что его мать сказала чистую правду: это у него всегда были сложные отношения с отцом — не у нее.
— Но у тебя-то достаточно великодушия, чтобы любить весь мир, — добавила Мерелан и отпустила сына.
Грож, смущаясь, поцеловал Касию в щеку и сказал, что она всегда будет желанной гостьей в Форт-холде. И выразил надежду, что она постарается появляться там как можно чаще.
Тем временем прочие пары тоже успели произнести свои обеты, и хор поздравлений сделался еще громче.
— Мне просто необходимо выпить! — объявил Ф'лон и потащил всех сквозь толпу к столам, расставленным вокруг площадки для танцев. По обе стороны от помоста для музыкантов были устроены возвышения, и на них стояли еще два стола. Тот, который справа, предназначался для молодоженов, и туда-то Ф'лон их и повел.
Но на середине дороге молодых встретил сияющий виночерпий; бокалы на подносе, который он держал в руках, тоненько позванивали.
— Я знаю, что нехорошо вас останавливать, но у меня тут бенденское вино. Господин всадник велел, чтобы я его непременно вам подал, — негромко сказал виночерпий. Он тепло улыбнулся Касии и протянул ей поднос, чтобы она могла взять бокал. Новобрачная тоже улыбнулась — и продолжала улыбаться, даже пригубив восхитительно прохладное, бодрящее бенденское.
Они все выпили по бокалу и заняли свои места, а поварята принялись проворно накрывать на стол.
Робинтон не помнил потом, кто же еще сидел с ними рядом. Счастье так туманило ему голову, что он ничего вокруг не замечал. Касия принадлежала ему, а он — ей, и его мама была здесь. Все остальное значения не имело. Родители Касии оказались милыми людьми, и их присутствие больше не смущало Робинтона. Он даже умудрился что-то запомнить из множества советов Бордона по поводу плавания. А вот если Ф'лон не перестанет его дразнить, то скоро получит в зубы, хоть Касия и смеется над остротами всадника и родители тоже.
Мастер голоса начала свое выступление с одной из любовных песен, которые Робинтон написал для Касии, — но из тактичности не упомянула об этой подробности. Ей аккомпанировали Миннарден, Айфор, Мумолон и несколько местных музыкантов. Песню встретили восторженными рукоплесканиями и просьбами спеть еще. Когда великолепный голос Мерелан вновь взмыл под своды зала, Брашия ошеломленно покачала головой и тихонько пробормотала:
— Она и вправду настолько хороша, как о ней рассказывают, — и даже лучше!
— Что, гордишься матерью? — спросил у Робинтона Бордон, перегнувшись через стол. Лицо холдера раскраснелось от удовольствия и хорошего бенденского вина. — И ведь есть чем!
— А она гордится сыном! — с гордостью заявила Касия, взяв в руки ладони Робинтона и на мгновение зарывшись в них лицом.
Их ноги так тесно переплелись, что Робинтону оставалось лишь надеяться, что никто этого не заметит под длинной скатертью — и что его никто не попросит встать. К счастью, этого действительно не произошло. Робинтон готов был при необходимости сыграть что-нибудь, но Миннарден, сменяя музыкантов, вежливо пропускал Робинтона.