Мастер боя (Мое имя - Воин)
Шрифт:
Глава 8. Танцы до упаду
Синяк на левом глазу у Коляна был прямо-таки королевский, размером с хорошее блюдце. Винт подобного украшения избежал, однако заимел приличную вздутость на скуле. Он периодически пробовал водить челюстью, от чего морщился и расстроенно покачивал головой. Последствия «шата», ювелирно проведенного Петром, на изломанном носе Винта практически не отразились. Больше всех, похоже, досталось Моне. У него, помимо ярко-фиолетового фингала под глазом и налившейся шишки над бровью, имелась
Петр к изменениям и дополнениям в портретах нарушителей распорядка дня отношения не имел ни малейшего. Как говорится, был чист перед собой, людьми и богом. Коляна и Винта он нынче ночью оставил в состоянии неприглядном, однако без каких-либо следов на физиономиях, с Моней же вообще не виделся со времени памятного прихода в карантин.
С большой долей вероятности Петр догадывался, кто столь усердно поработал над личностями бодигардов, и вряд ли ошибался в своей догадке. Из-под замков ночью парней мог освободить только шеф, разбуженный отчаянной долбежкой в запертую дверь. И кто же, кроме него, мог так качественно разукрасить их лица?
Троица смирно стояла за спиной сидевшего на стуле Павла Ивановича Бурлакова, в народе – Бурнаша. Правда, Егорыч, сидевший напротив, почему-то кликал его Бурым. От подобного обращения лицо собеседника чуточку перекашивалось, однако же явного противления не было. Петр мог лишь предполагать, что данное прозвище господин Бурлаков носил в совсем юном криминальном возрасте и в дальнейшем заменил его на более благозвучное и солидное. А еще выяснилось, что и его собеседник, кроме привычного «Егорыч», откликается на погоняло Лука.
Ключ от своей двери Петр отдал Флюре Сабитовне, рано утром прибывшей на смену и разбудившей его бойким стуком в дверь. Леночка же ни носа не показала, ни голоса не подала. Он не стал объяснять строгой башкирке, что произошло ночью, да та и сама не расспрашивала, видимо, была в курсе. Поворчав незло про «хлиганов, кторые тлько знат, что друтся», медсестра скоро ушла. У Петра сложилось впечатление, что санитар Егорыч получил информацию о произошедшем именно от Флюры Сабитовны. А заодно и просьбу разрешить узел противоречий, завязавшийся в тесном карантинном крыле.
День прошел спокойно и, как и вчера, неспешно. Его навестила Лидия Анфимовна, побеседовала, проверила, как подопечный поработал с тестами. Она одобрила его методику расширения вопросов и выдала еще один комплект. Петр показал ей второй и третий «отрезы парчи». Скрепя сердце Лидия Анфимовна разрешила заниматься и ими, однако строго указала, чтобы больной не слишком усердствовал и не переутомлялся. Видела бы она, как он «не переутомлялся» в прошедшую ночь. На удивление, за день головная боль его накрыла только один раз, причем несильно, да и прошла быстро.
Егорыч заявился часа через полтора после ужина, когда за окном уже стали наплывать сумерки. Он внимательно оглядел Петра и усмехнулся, показав неровные и желтые прокуренные зубы.
– А с виду
– Проказил не я, – спокойно возразил Петр. – Ребята сами пришли, решили меня поучить. Обиделись вроде. Но не вышло у них ничего с этой самой учебой…
Он вкратце и честно описал, что произошло прошлой ночью.
– Ну, ты молодец! – хохотнул Егорыч. – Я прикидывал, что может случиться такое, что эти фуфлыжники захотят на тебя наехать. Но чтобы они обделались с таким выхлопом… Класс, Петруша! Ладно, фраер, не радуйся, еще не вечер. Пошагали на терку с Бурым.
– Куда? – не понял его Петр. – На какую терку?
– Проблемы разводить с твоими соседями по бараку, которые круче самых крутых яиц, – поморщившись, сказал Егорыч. – Мирить вас буду – нет у меня больше проблем. Не хватало еще в психушке разборок.
«Терка» продолжалась недолго. Дискуссия, особенно вначале, случилась бурной, однако скоро вошла в конструктивное русло. Бурнаш сидел на стуле посередине своей палаты набычившись, мрачно переводя взгляд с сидевшего напротив Егорыча на Петра, пристроившегося за его спиной.
– Ну так что, Бурый, мы все перетерли? – спросил у него санитар. – Тогда подводим итоги базара. Твои «быки» на парня не по делу наехали, и не говори, что ты об этом не знал. По-хорошему, вам бы надо предъяву выставить, да парнишка, в общем-то, был бесхозный. Я за него нынче выступаю в плане гуманитарной поддержки и для поддержания порядка в нашей богадельне. Ну а раз влез в завязку, буду держать его за собой. Пока обойдемся без предъявы, но если твои доберманы по новой права на мужика качать начнут, тогда разговор будет другой… серьезный.
– Никаких проблем, Лука, – неожиданно широко улыбнулся Бурнаш. – Ребята захотели повеселиться, а я этому значения не придал. Они же ничего серьезного с ним и делать не хотели. Думали, простой придурок. И меня в заблуждение ввели. Решили размяться – застоялись, жеребцы. Попинали бы малость для выпуска пара, и никаких ежиков. Так, братва?
– Так, Пал Иваныч, – нестройным хором промычали из-за его спины охранники. – Мы по-серьезному не хотели…
– Ну, а коли ты, Лука, его под свою «крышу» берешь, никаких непоняток быть не может. Пускай лечится, башку в норму приводит. А дальше поглядим…
При последних словах Егорыч вскинул голову и внимательно и остро посмотрел на Бурнаша.
– Не понял насчет «дальше»? – сказал санитар и, сделав многозначительную паузу, сквозь зубы выдавил: – Это ты что, авторитет свой качаешь?
– Нет, я о деле баю. И про это у нас с тобой разговор отдельный будет, – качнул головой Бурнаш. – Вполне деловой и взаимовыгодный. Без распальцовки и наездов.
– Ну если так… – пожал плечами Егорыч. – Только вот не пойму, Бурый, к чему ты клонишь.