“Мастер и Маргарита”: гимн демонизму? либо Евангелие беззаветной веры
Шрифт:
Выполняя поручение халифа, Зейд, судя по преданию, собрал и сличил разрозненные записи, делавшиеся им и другими лицами на плоских костях, камнях, коже, пальмовых листьях, на всём, что использовалось тогда для письма. Кроме того, он стал записывать рассказы современников Мухаммеда, тех, кто помнил, сохранил в своей памяти «откровения Аллаха» [94]. Всё это, заново просмотренное Зейдом и переписанное на отдельных листах — ас-сухуф, составило первую редакцию Корана, которая поступила в распоряжение руководства Халифата при халифах Абу Бекре [95] и Омаре [96], но не переписывалась, не размножалась.
В условиях проходившей в Халифате политической борьбы слух о составлении
(…) С этим предложением (создать общепризнанный текст: наше пояснение при цитировании) Осман [98], происходивший из богатого и влиятельного курейшитского (название племени: наше пояснение при цитировании) рода Омейя, обратился к тому же Зейду ибн Сабиту. Ему и работавшим под его началом помощникам из числа бывших сохабов — соратников пророка Мухаммеда — было поручено подготовить требовавшийся единый текст. Для этого прежде всего были отобраны все записи «откровений Аллаха», имевшиеся у отдельных лиц. Сличив конфискованные тексты с первой редакцией Корана, подготовленной Зейдом, и приняв или отвергнув ту или другую вновь полученную запись, составители Корана по приказу халифа уничтожили все оригиналы насильно или добровольно собранных текстов.
Полученная в результате этого новая редакция теперь уже зейдовско-османовского текста Корана, переписанная в четырёх экземплярах, была разослана в важнейшие центры Халифата — Мекку, Дамаск, Куфу и Басру. Этот текст стал считаться каноническим. (…) Зейд ибн Сабит был отмечен ими (Османом и его родственниками, возглавлявшими государственность) весьма щедрым подарком: получил из казны Халифата 100000 дирхемов.
Вскоре, однако, обнаружилось, что утверждённый халифом Османом (было это в 652 г.: наше пояснение при цитировании) текст Корана принимался верующими за подлинный текст далеко не везде, не сразу и отнюдь не всеми [99]. Сожжение же по приказу халифа записей также не нашло общей поддержки [100]. Напротив, немалую огласку получили тексты, которые, как оказалось, удалось сохранить нескольким бывшим соратникам пророка. Теперь, после сожжения собранных, многие стали проявлять повышенный интерес к этим текстам. Характерно при этом, что критика разосланной зейдовско-османовской версии шла, если прибегнуть к современной терминологии, снизу, из демократических слоёв [101].
Заметной фигурой среди подготовивших свой текст Корана и критиковавших зейдовско-османовский список был Абдаллах ибн Мас’уд (ум. ок. 653), человек незаурядной судьбы и несгибаемой воли. В юные годы он был рабом, пасшим стадо курейшитов, затем стал мухаджиром [102] и в битве при Бедре снес саблей голову одному из наиболее ярых противников Мухаммеда — курейшиту Абу Джахлю. Он же ценился как тонкий знаток «откровений Аллаха» и умелый передатчик хадисов [103], от которого пошло 848 преданий. И не случайно, что этот человек оказался неугодным в Медине, впрочем так же как и его современник, тоже сподвижник пророка, Абу Зарр аль-Гифари, высланный из Сирии, а затем и из Медины за открытое возмущение произволом халифа Османа и его наместника, присвоением ими податей и военной добычи, ростовщичеством [104], приобретением богатых домов и доходных садов и стад, раздариванием казны Халифата своим родственникам. Обвиняя приспешников халифа, Абу Зарр, ссылаясь на «откровения Аллаха», обещал им как и их господам, вечное пребывание в адском пламени.
Характерно, что не только тексты, расходившиеся с официальной зейдовско-османовской редакцией Корана, сохранялись века, но и потомки тех, кто сделал эти записи, даже спустя столетия приоткрывали социальные язвы, разъедавшие Халифат в первые десятилетия его существования. Так потомок Ибн Мас’уда, арабский историк Абу-ль-Хасан Али аль-Мас’уди (конец IX в. — 956 или 957), которого называют «Геродотом арабов», писал, что в день убийства халифа Османа (656 г.) только в его личной казне насчитали 150 тысяч динаров и миллион дирхемов. И это как мы уже отмечали, при нищете большинства населения столицы, города пророка!»
Конечно, те, кто поддерживает мусульманскую традицию вероучения, снимают все такого рода упрёки в адрес Зейда и первых халифов по Османа включительно, под руководством которых был создан канонический текст Корана. Тем не менее есть одно обстоятельство, которое не находит освещения в мусульманской традиции и которое позволяет взглянуть с точки зрения, не свойственной мусульманской традиции, на канонический текст Корана в его исторически сложившемся виде:
Сам Мухаммад, искренне убеждённый в том, что он — Посланник Всевышнего Бога ко всем людям, проповедовал среди своих соотечественников с 610 по 632 г. Он знал, что то, что он проповедует и характеризует как Откровение, ниспосланное ему от Бога, фиксируется письменно другими людьми, среди которых могут быть как его искренние сподвижники, так и затаившиеся противники нового вероучения. Он знал из ниспосылаемого ему, что прежние Откровения единобожия были изолганы людьми, как вследствие недопонимания их смысла, так и по злому умыслу (Коран многократно настаивает на том, что были изолганы вероучения, унаследованные и от Моисея, и от Христа). Он знал, что настанет день, когда он покинет этот мир, вследствие чего не сможет лично изъяснять людям по Правде-Истине смысл обретённого им Откровения.
Однако за 22 года проповеди Мухаммад сам не предпринял никаких действий к тому, чтобы создать хотя бы один эталонный экземпляр Корана, который бы он перед уходом в мир иной вручил бы людям, чтобы после него этот экземпляр послужил бы неоспоримо авторитетной основой для тиражирования «священного писания» мусульманской цивилизации.
Изначально, будучи не обученным письму и чтению, он не предпринял усилий к тому, чтобы лично записать ниспосланное ему Откровение, хотя срок в 22 года вполне позволял это сделать.
Мухаммад, как явствует из всего, что о нём известно, был добрым и умным человеком, что исключает мнение о том, что он сам не мог догадаться о якобы имеющейся необходимости создания эталонного экземпляра «священного писания». Но даже если и предположить, что Мухаммад всё же сам не догадался, то Ниспославший откровение Мухаммаду, лёгшее в основу Корана, также не посчитал необходимым надоумить “недогадливого” своего посланника к тому, чтобы тот озаботился созданием неоспоримо авторитетных эталонных экземпляров «священного писания».
Более того, слушавшие проповеди Мухаммада домогались, чтобы хартия, содержащая Откровение, была ниспослана с Небес в готовом виде. Удовлетворение их просьбы, казалось бы обеспечивало неоспоримую аутентичность эталонного экземпляра писания, но им в этом было отказано, с объяснением, что и в этом случае они не уверуют, но объявят «материализацию» книги колдовством [105].
Всё это говорит о том, что не в «священном Писании» суть религии как обоюдосторонне направленного осмысленного диалога живого человека и Бога живого.