Мастер-класс по неприятностям
Шрифт:
«Тут, Дим, он как подскочит! Кабута (как будто) его кто-то снизу укусил. И как заорет: «Нет у меня никакой тачки!» Ну я его сразу успокоил, дал ему из кармана много семечек».
Так они и сидели, щелкали семечки, засыпали шелухой все вокруг и про тачку больше не разговаривали. Алешка искоса поглядывал на Папу Карло, а тот, превозмогая дремоту, не сводил глаз с милиции.
«И чего он, Дим, такой сонный, не знаешь? А я теперь знаю. Он, Дим, по ночам никогда не спит. А знаешь, почему?.. Я тебе потом напишу. А то тут Митек пришел,
В конце письма Алешка меня порадовал: «Дим, я ошибился. Митек, оказывается, семечки не для нас купил, а для своей хромой «стрикагузки». Теперь она будет голодать, потому что мы их с Папой Карлой уже все сгрызли. Зато я теперь все знаю. Пока. Митек у меня письмо отбирает, ошибки проверять. Делать ему нечего!»
Лешка меня этим письмом озадачил. Зачем ему какой-то подозрительный Папа Карло? При чем здесь тачка на колесе и с ручками? Ну и пусть этот Карло спит весь день и не спит всю ночь. И пялится на здание милиции. Может, он по ней скучает?
Все это мелко, но как-то тревожит. За Алешку беспокойно.
Я уже стал запихивать письмо обратно в конверт, как вдруг заметил Митькову приписку на обороте листа: «Дима, Алешка вчера не ночевал дома. Я надрал ему уши. Ты тоже, как старший брат, напиши ему что-нибудь построже».
То, что Митек надрал ему уши, меня не тронуло: вранье, конечно, а вот то, что Алешка где-то шляется по ночам, еще больше меня встревожило. Значит, точно: ввязался в какую-нибудь историю. Скверную, конечно.
Ну и что я ему напишу? «Мой руки перед едой, а ноги перед сном, ночью сиди дома»? Бесполезно. Если бы я еще был с ним рядом… Впрочем, по опыту знаю, если бы я был с ним рядом, то, уж конечно, мы бы по ночам шастали вместе.
Мои задумчивые мысли грубо прервал требовательный автомобильный гудок под самыми окнами конторы. Я выглянул: во дворе сиял намытыми боками внедорожник размером с хороший городской автобус. На крыше его разноцветным грибом сидела мигалка, а на капоте трепетал трехцветный флажок. Я подумал: наверное, это по просьбе папы приехал какой-то большой местный милицейский начальник, и обрадовался. Но рановато.
Из машины вышел незнакомый дядька, крупный такой, с челочкой на лбу, жилистый, в блестящем костюме; увидел меня в окне и приказал:
– Ну-ка, пацан, живо найди мне, – он достал из нагрудного кармана клочок бумаги и прочитал: «Оболенского Дмитрия Сергеевича». Да живо, а не то пендаля под зад заработаешь. – Очень вежливое обращение с просьбой. И я еще подумал, отзываться мне на нее или подождать?
– А зачем он вам? – спросил я вежливо.
– Не твое дело, – вежливо ответил дядька в блестящем костюме. – Шустрей поворачивайся! Где этот Оболенский?
– Я этот Оболенский…
И все разом изменилось. Будто «над седой равниной моря» солнце яркое взошло!
– Извини, друган, не узнал! Прошу в машину! – Он широко распахнул дверцу. – Шеф ждет.
– Какой еще шеф? – Я соображал, что на похищение это не похоже; на дворе полно наших ребят, тетя Оксана тут же миски моет, солнце ярко светит – словом, ясный день. Хотя, конечно, похитить сына полковника милиции – это у бандитов козырная карта. Но, с другой стороны, редко кто из них на это отважится. И я смело повторил: – Какой еще шеф?
– У нас, друган, у всех один шеф – главный. Садись, не пожалеешь.
Я выпрыгнул в окно и сел в машину.
– Димон, ты куда? – закричал любопытный Матафон.
– В гости. – Я помахал ребятам рукой. А Никита демонстративно посмотрел на номер машины и сделал вид, что хорошенько его запомнил.
– Зря стараешься! – усмехнулся дядька в костюме. – Этот номер весь район знает. Поехали.
В машине было просторно и прохладно – наверное, кондиционер работал. И телевизор на панели. Я обернулся – в облаке пыли за нами бежал растерянный Бонифаций, махал руками и что-то кричал. Я даже пожалел его. Как Алешка Папу Карло.
Ехали мы довольно долго. За это время мой сопровождающий раза три открывал встроенный в спинку сиденья бар и звенел там и булькал. А водитель всю дорогу мрачно молчал и ни разу на нас не обернулся. Сердился, наверное, что ему ни позвенеть, ни побулькать.
Вскоре дорога стала хорошо асфальтированная и чистая, и мы въехали в город. Тоже очень чистенький и зеленый, с ровными рядами стройных тополей, с разноцветными газонами и клумбами. Ну, и, как положено, везде рекламные щиты. А больше всего портретов дядьки с усиками под носом и с надписью: «Я сделаю вас счастливыми!» Это читалось прямо-таки грозно: хотите – не хотите, а я вас сделаю… счастливыми.
Возле большого дома, перед которым сверкали тугие струи затейливого фонтана, машина остановилась, и дядька сопровождающий, выскочив прежде меня, распахнул дверцу с моей стороны.
– Прибыли. Это здание нашей администрации.
Я бы это здание назвал дворцом. Может быть, даже королевским. Особенно внутри. Апартаменты! Полные всяких дизайнов и охраны, с тупыми лицами.
Охранники вежливо наклоняли головы и щелкали каблуками перед сопровождающим, а один из них сказал негромко:
– Жорж Матвеевич, шеф уже справлялся. – И кивнул в мою сторону: – Это он?
Жорж Матвеевич… Жорж… Опять в голове что-то застучало: вспомни, Димон.
Жорж отодвинул охранника движением руки и, ничего не ответив, взяв меня под руку, стал подниматься по широкой мраморной лестнице, вдоль которой стояли белоснежные голые статуи со слепыми глазами. Некоторые из них на самых видных местах уже были расписаны маркерами приличными и неприличными словами.
В приемной тоже маялся из угла в угол охранник в форме и сидели штук пять разноцветных секретарш, у одной волосы были даже голубого цвета. Как у Мальвины. Они все время хихикали и красили свои глаза.