Мастер Зеркал Книга II
Шрифт:
— Мабли, налей мне вина, — но сказано это было тоном, не терпящим возражений и не подразумевающим возможности отказа, так что сразу стало понятно, кто в этой комнате главный.
Когда девушка с явным нежеланием перелезла через своего партнёра и уже поднималась с кровати, тот с улыбкой, эдак, по-хозяйски, шлёпнул её по упругой ягодице. По алькову разнёсся звонкий звук шлепка, а на лице девушки, которое парень сейчас видеть не мог, промелькнула тень брезгливого презрения. Она, явно, кувыркалась до изнеможения с предыдущим владельцем моего тела не из-за большой любви к нему. Тем не менее, вина она налила, и с милой улыбкой
— А она хорошая актириса, — отметил я про себя, — да и вообще, ничего так. В койке смотрится весьма органично. Так сказать, хе-хе, на своём месте.
Парень пригубил вино, задумчиво глядя на темнеющий внизу животика девушки треугольник коротко остриженных волос. И так же задумчиво, не торопясь, протянул вторую руку к её аккуратной груди.
— Эйнион, я… — она с виноватой улыбкой, придав своему взгляду оттенок обожания, надежды и, одновременно, едва заметную толику похоти. Я ещё раз восхитился её артистизмом. Если бы я не видел её лица, когда она, отвернувшись от партнёра, наливала вино, то наверное, принял бы чувства, которые она сейчас транслировала, за чистую монету, — я хотела тебе сказать… — она мастерски сыграла смущение.
— Ну, выкладывай, — грубовато поторопил её Эйнион, продолжая мять и тискать её грудь. Его грубые пальцы оставляли красные пятна на нежной алебастровой коже, но его это, похоже, ни капельки не смущало. Он чувствовал себя в своём праве.
Девушка тоже не возражала, хотя, мне кажется, что подобные ласки ей удовольствия совсем не доставляли. Тем не менее, она продолжила, подпустив голос серьёзности, и даже, я бы сказал, трагизма:
— Эйнион, дорогой, — она взяла долгую паузу, дождавшись, когда он отвлечётся от созерцания её интимной причёски и поднимет глаза на её лицо, — я беременна.
— Хочешь сказать, что беременна от меня? — в дисканте его радости не чувствовалось, да и смотрел он на девушку с весьма недобрым прищуром.
— Да, — еле слышно, потупив глазки, подтвердила она, — это твой ребёнок.
— Ах ты ж, шлюха ты подзаборная! — Эйнион заорал дурниной, и даже дал петуха от напряжения. При этом так сжал грудь Мабли, что на соске выступила капелька крови, — ты, дрянь, нагуляла где-то по подворотням себе брюхо, и теперь решила, что я тебя кормить обязан? Скажи ещё, что я жениться должен на тебе, потаскухе!
— Эйнион… — на лице девушки проступило горестное выражение и из правого глаза покатилась первая слеза, — я люблю только тебя! — с вызовом провозгласила она, но, на этот раз, мне кажется, слегка переиграла. Хотя, по большому счёту, значения это не имело. Эйнион-то тоже не повёлся.
Он повалил девицу на спину, сам сел на неё сверху и начал в исступлении хлестать её по щеками тяжелой ладонью:
— На тебе, на! Ишь, решила меня разжалобить и на шею сесть, паскуда!
Так продолжалось ещё пару минут, затем Эйнион немного успокоился, выместив свой гнев на безответной партнёрше, слез с неё, и уже более спокойно сказал:
— Значит так, подстилка, слушай меня, — Мабли обратила на него зарёванную мордаху, щёки её горели, а под левым глазом, похоже наливался фиолетовым свежий синяк, — завтра Ролант отведёт тебя к одной повитухе, она посмотрит тебя, и сделает так, — он усмехнулся, — что рожать тебе не придётся. А Ролант проследит, что бы всё прошло гладко. Ты поняла?
—
Парень сгрёб в кулак её волосы и с силой запрокинув её голову, угрожающе навис над ней и злобно прошипел:
— И не вздумай, не вздумай кому-нибудь ляпнуть хоть что-нибудь про это, — девушка снова громко всхлипнула, — сразу же отправишься на помойку, откуда я тебя вытащил и отмыл по доброте своей. Скажу матери, и вылетишь из замка, как пробка из бутылки. И тебя после этого даже в бордель уборщицей не возьмут, гулящая.
Девушка уже ничего не говорила,а только тоненько подвывала от боли и обиды. Эйнион же победно ухмыльнулся, и встал перед продолжающей сидеть на коленках Мабли. Его улыбка была исполнена превосходства над морально растоптанной партнёршей.
— Ладно, милая, — издевательски ласково произнёс он, глядя на неё, сидящую у его ног с высоты своего роста, — ты же говорила, что любишь меня? — и он снова потянул её за волосы, заставляя поднять заплаканное лицо.
— Д-д-да, — заикаясь пробормотала она.
Он гаденько улыбнулся, пододвинулся к ней вплотную и положил ладонь ей на затылок, — тогда, докажи свою любовь. Целуй меня. Сделай мне приятно.
Судя по всему, дальше следовала сцена ещё более циничного унижения этой, по всей видимости, служанки, по наивности своей решившей окрутить баронского сынка, и сильно переоценившей силу своих женских чар. В общем, продолжение эпизода смотреть нет смысла, не информативно. А время пребывания в астрале ограничено, то есть использовать его надо с пользой.
Прислушавшись к своим ощущениям, я определил, что ещё некоторое время у меня есть, и можно попробовать узнать что-нибудь ещё из того, что мне знать необходимо для полного понимания сложившейся ситуации. Я снова погрузился в информационный поток, и он вынес меня в келью с белёными извёсткой стенами и высоким сводчатым потолком.
В келье стояла грубо сколоченная, но весьма крепкая мебель, а именно шкаф, стол, пара стульев и жесткая кровать. И со всем этим контрастировало стоящее в середине помещения роскошное кресло, набитое конским волосом и обитое алым бархатом. На лежанке, под шерстяным одеялом спал грузный мужчина, с выбритой на голове тонзурой. Спящий выводил носом замысловатые рулады под аккомпанемент громкого жужжания, которое издавала нарезающая под потолком бесконечные круги крупная муха, чьё брюшко отливало гнилостной зеленью. На столе можно было различить подсыхающие остатки еды, тщательно обглоданные птичьи косточки и объёмистую винную бутыль, от круглых боков которой отражались лучи послеполуденного солнца, заглядывавшего в узкое окно кельи.
Сонную тишину нарушил робкий стук в дверь. Лежащий на жесткой койке приоткрыл один глаз и прислушался. Стук повторился.
— Сейчас, — сварливым голосом отозвался он, и свесил с койки ноги, поросшие густым курчавым волосом, — подождите.
Он заразительно зевнул, распахнув щербатую пасть, почесал с хрустом свою волосатую грудь и поднялся на ноги. Был он совершенно гол. На вид ему было лет пятьдесят, и когда-то он, вероятно, был видным мужчиной, а, может быть, даже хорошим бойцом. Но времена эти давно минули, мужчина зарос салом, обрюзг и заметно раздался вширь. Он снял со спинки стула длинную рясу из грубой чёрной ткани, и одел её через голову, после чего уже крикнул в сторону двери: