Мастер. Размышления о преображении интеллектула в просветлённого
Шрифт:
Она задавала эти вопросы не просто из любопытства или ради кого-то другого; она спрашивала о себе. Муж разгневался на меня за то, что я поддерживал его жену; он был обеспокоен — жена уже под впечатлением от меня, сын под впечатлением, и дочь под впечатлением...
Поэтому он предупредил сына, пояснив ему: «Если ты станешь саньясином, я откажусь от тебя. Моими деньгами ты не имеешь права помогать движению, которое мне не нравится, человеку, который нарушил нашу старую традицию, нашу религию, нашу мораль и который развращает умы молодых». Теперь сын стал директором группы газетчиков The Times of India, и
Так вот, они были здесь, мать была здесь, и семьдесят человек из штата. Они настаивали на встрече, желая получить ответы на свои вопросы. Я согласился, учитывая длительную связь с их семьей. Но когда я вошел, я был поражен: все семьдесят человек сидели, словно каменные статуи. Они сидели со сложенными руками и не смогли даже ответить на мое приветствие. Я первый приветствовал их, но они не подняли руки. Было забавно, что из-за тех семидесяти человек... Жена, которая теперь фактическая хозяйка всего дела, так как муж совершенно одряхлел и не может делать ничего вопреки жене, и она теперь королева целой империи, созданной ими... так вот, даже она сидела как каменная статуя, переживая из-за тех семидесяти человек — что, если они увидят ее? А приветствие — дело самое обычное; даже на улице, когда вы видите незнакомца, поприветствуйте его... Единственным, кто приветствовал меня, был Самир — молодой человек, желавший стать саньясином.
Девушка Нандита приветствовала меня очень странным способом: с одной стороны сидел Самир, приветствовавший меня совсем, как обычный саньясин, посредине между ними сидела ее мать — сидела как мертвая, — а позади них еще семьдесят мертвецов. Девушка хотела приветствовать меня, но не смогла проделать все как следует. Она пошла на компромисс; она лишь подняла свои руки — только до сих пор. Она не смогла свести их вместе — тоже компромисс. Зато когда эти трое увидели меня на следующий день, они все коснулись моих стоп. Такие вот бывают у людей публичные лица и такие частные лица!
Но я действительно огорчился из-за этих семидесяти человек. Они прибыли просто послушать меня: вопросы — ответы... и я посвятил всю встречу их вопросам. Если они не могут даже приветствовать меня, вы думаете, они поймут меня? Восточный ветер приходит — только мертвые деревья останутся неподвижными. Все живые деревья будут склоняться.
Вот вам передовые журналисты страны — и с такими предвзятыми умами! Я ответил на их вопросы, но у них нет мужества, опубликовать собственное интервью в своих газетах! Они опасаются правительства, они опасаются публики, и, возможно, они опасаются сами себя — «Что скажут другие?»... потому что вы выслушивали весь тот разгром журналистов — и не произнесли ни слова...
Глядя на них... в конце концов, я решил не глядеть на них, потому что зрелище было таким жалким... Я просто вообще забыл о них. Я глядел на моих людей — они непредвзяты, открыты, доступны: и если восточный ветер придет к ним, они порадуются в его прохладе.
В Индии восточный ветер — символ особый, в нем есть свой смысл. С востока приходит наиболее прохладный ветер, он здорово успокаивает сердце, прекрасно освежает все ваше существо. Но он не может ничего принести трупу, не может дать ему ни прохлады, ни свежести. Напротив, труп передаст прохладному ветру свое отвратительное зловоние.
Будда
Если бы у него было намерение принести пользу во всех сферах, тогда это было бы эгоистическое проповедование дхармы.
Будда проповедует безо всякого намерения. Он проповедует тем же способом, что и цветы, выпускающие свой аромат — безо всякого намерения. Даже в лесной глуши, куда никто никогда не заходит, когда цветок раскрывает лепестки, он выпускает свой аромат. Здесь нет ожидания кого-то, кто оценит. Это не умышленно. Это спонтанно.
Да Хуэй, по крайней мере, в этом пункте, прав — и он прав, возможно, потому, что сам он учит с целью изменить людей, принести пользу во всех сферах. И он начинает немного осознавать тот факт, что сам он не знает этого; он слыхал об этом, и он достаточно умен, чтобы суметь оформить это интеллектуально — систематизированно, логически и рационально. Но нельзя дурачить себя долго. Раньше или позже человек понимает: то, что я говорю, не является моим опытом, потому что мои поступки не подтверждают, что они исходят от просветленного существа.
Желать заставить мириады существ обрести избавление в соответствии с их складом — разве это не невозможно, в конце концов? Разве вы не читали, как Шарипутта на ассамблее, где проповедовалась совершенная мудрость, спросил у Манджушри... Эти двое — очень близкие ученики Гаутамы Будды, возможно, самые ученые. Но они отбросили всю свою ученость. Диалог между ними нужно изучать очень подробно, очень бережно, потому что это пример того, как буддийские просветленные люди беседовали друг с другом веками. В буддизме это нечто особенное, ни в какой другой религии такое невозможно. Оба они существа просветленные.
Шарипутта спросил: Разве не все будды, татхагаты пробуждены к сфере истины? Он знает ответ, но он просто спрашивает у Манджушри, который только что стал просветленным.
Манджушри сказал: Нет, Шарипутта. Даже будд нельзя найти: как же тогда могли бы существовать будды, которые пробуждаются к сфере истины?
Вопрос был именно такой, чтобы испытать, насколько глубоко Манджушри вошел в свое просветление. И Манджушри демонстрирует потрясающее прозрение. Он говорит: «Когда вы становитесь просветленным, вас нет больше. Вы не находите будду. Вы больше не личность, вы только присутствие. А если будды нет, как же тогда можно обнаружить какую-нибудь истину? Кто будет обнаруживать? Искателя, исследователя, открывателя больше нет — кто же обнаружит истину?
«Даже сферу истины нельзя обнаружить: как же тогда она могла бы постигаться буддами?» То, что не может быть обнаружено, безусловно, не может быть и постигнуто.
Да Хуэй не понимает замысла этого небольшого диалога. Он думает: Видите, как ловко эти двое подстрекают друг друга. Ловкость здесь ни при чем; дело не в подстрекании друг друга! Шарипутта просто старается выяснить, какова же глубина просветления у Манджушри — и он совершенно удовлетворен.