Мастера и шедевры. Том 3
Шрифт:
Но человек-то остается человеком. Его костный каркас, сосудистая система, сердце, другие внутренние органы остаются такими же, как миллион лет тому назад. Даже послабее… Значит, людям, закрученным необходимым темпом, где-то надо помочь. Найти паузы, пусть короткие, но возвращающие его к природе, к тишине. Иначе скорости, децибелы грохота, шум, сверкание рекламы, сигналов вконец задергают создание людское из плоти и крови.
Наконец, надо не забывать о том психическом равновесии, которое легко нарушить но трудно восстановить. А сигналы врачей и ученых очень тревожны.
С годами все яснее и четче становится одно: человечество ищет биологическую защиту от
Стремление к высокой культуре, мастерство, общая философская подготовка — вот почва, готовящая наших художников к преодолению поверхностного отражения жизни.
С самых высоких трибун планеты ныне все чаще и чаще слышатся призывы к сотрудничеству, взаимопониманию, к безъядерному, спокойному от вечного страха войны миру.
Для художника нет задачи благороднее, чем помочь этому движению, цель которого — жизнь человека, данная ему лишь однажды, и которую хотелось бы прожить счастливо, радуясь природе, создавая новые ценности культуры, искусства…
Сегодня, накануне нового тысячелетия, голос разума властно взывает: «Вдумайтесь! Оцените миги бытия! Пока есть время… Пусть бредут слепцы Брейгеля, спотыкаясь и почти падая. Пусть рыдает Блудный сын, припав к коленям отца. Таким создал его Рембрандт. Пусть ликует Весна Сандро Боттичелли — символ юности, надежды и красоты».
Мир ждет новую Весну…
Ю. Кугач. Катя. Фрагмент
ИСКУССТВО ИЛИ ЗРЕЛИЩЕ
Что ясно, понятно, то, конечно, презирается…
Другое дело, с завитком и неясность.
Мы этого не понимаем, значит тут глубина.
Можно ли проверить гармонию алгеброй? — извечный салье-риевский вопрос.
Ответ однозначен: поиски гармонии, прекрасного, заключенного в природе, окружающем нас мире, разгадка тайны своего времени, все это постижимо. Но для этого кроме ежедневного каторжного труда (может, не всем заметного) у всех больших мастеров был еще и талант. Это слово как-то стыдливо забыто в нашем веке, как, кстати, почему-то не упоминается такое бесхитростное, но точное понятие, как бездарность. Определение неприятное, но снимающее массу вопросов, претензий, амбиций.
Открытие секретов гармонии предполагает в художнике прежде всего любовь к изучению и освоению основ рисунка, ощущение большой формы, тонкого чувства цвета, обладание природным даром понимания колорита, композиции. Без всех этих достоинств, соединенных воедино, не было бы никогда великих Леонардо да Винчи, Тициана, Эль Греко, Рубенса, Рембрандта, Вермеера Делфтского, Делакруа, Александра Иванова, Михаила Врубеля, Исаака Левитана.
Странно рассматривать произведение искусства лишь как срезанный цветок, забыв, что когда-то это дивное создание имело корни или клубни.
Так, по меньшей мере странно отличать портрет с «визуальной схожестью» от изображения человека — метафоры.
Амбивалентность… Модный ныне принцип в искусстве. Он заключается в неоднозначности прочтения. Это освобождает художника, скажем, живописца, от всякого сходства с натурой. Говоря языком простонародным, сие излагается: «Что хочу, то и ворочу». Этот посыл весьма выгоден некоторым художникам. Ведь отражение правды природы, гармонии, заключенной в натуре, будь то пейзаж или портрет, требует от мастера высокой ответственности. Не только перед собой, но и перед зрителем.
Инструмент амбивалентности, любое абстрактное выражение натуры напрочь снимает проблемы мастерства, художественности. Не надо ничего уметь.
Дилетантизм, а чаще элементарная пошлость подменяют глубинное желание проникнуть в тайну времени, отразить натуру.
Подмена правды анекдотом либо гримасой (что, естественно, находит любителей повеселиться, поглазеть), полное отрицание гуманизма, красоты, прекрасного — вот истинная подоплека амбивалентности.
Многоплановость, метафоричность, присущая всем великим произведениям прошлого, выстроена на высочайшем и прочном фундаменте — гуманизме. Человеколюбие, любовь к жизни, добру, ненависть к злу, мраку отличают творения Фидия и Микеланджело Буонарроти, Джотто и Рублева, Босха и Брейгеля, Рембрандта и Гойи, Сурикова и Ге…
Какое отношение имеют все эти Мастера к тем фокусникам от искусства, задача которых поразить, ошеломить гротеском, фарсом, а если нужно — клоунадой современника. Находит ли подобное творчество своего зрителя? Конечно. Ибо зрелище всегда доступно и не требует затрат духовных.
Но достойно ли подобное искусство нашего времени? Стоило ли дгш этого дожить до порога нового тысячелетия? И если подумать, зачем нам подобные щекочущие паллиативы искусства? Неужели ныне роль живописца, некогда бывшего не только ремесленником, но и философом, гражданином, передовым человеком своей эпохи, должна снизиться до роли балаганного паяца, услаждающего самые расхожие вкусы, какими-то «заковыками»? Думается, что жанр рыночного шута не к лицу художнику.
Еще в двадцатые годы Владимир Ильич Ленин говорил, что народ достоин большего, чем зрелище. Он призывал к созданию высокого искусства для народа…
С. Мурадян Не дождались.
Д. Жилинский. Играет Святослав Рихтер
ЖИВОПИСЬ И МУЗЫКА
Искусство растет с народом.
Дмитрий Жилинский. «Играет Святослав Рихтер». Интерьер музея имени Пушкина на Волхонке. Это — храм искусства. И вот в «Итальянском дворике» стоит открытый рояль. Рядом цветы. Из-за ажурной решетки струится призрачный свет. Прозвучал аккорд. Поднята рука гениального исполнителя музыки. Художнику кажется, что вместе со звуками сонаты в зал влетают крылатые духи гармонии. Все в полотне созвучно: живопись, зодчество, ваяние, музыка. Холст показывает нам, как философски наполнен живописец, как трепетно звенит у него в душе метафора картины.
Живопись и музыка… Сестры. Так сказал Леонардо да Винчи. Они желанны всем. Понятны. Ведь можно не знать языка, на котором говорили Бетховен или Эль Греко, надо только смотреть и слушать… И размышлять.
Посему ныне так важны гуманистические позиции в искусстве. Ведь его влияние на род человеческий огромно.
Проходя каждый день мимо прекрасной скульптуры или дивного здания, глядя на шедевры живописи в музее или в хорошей репродукции, слушая симфоническую музыку, мы вольно или невольно приобщаемся к прекрасному.