Мастера и шедевры. Том 3
Шрифт:
Гелий Коржев любит своих героев. Иногда битых, приземленных, страдающих… Он со своим искусством антитеза лакировочно-пустозвонному деланию, именно — коммерческому деланию картин.
Д. Жилинский. 1937 год.
Мир художника Гелия Коржева — мир драматический, напряженный, сложный. Его знаменитый первый триптих заявил всем, что Коржев — явление в искусстве, с которым надо считаться…
На выставке
Эдуард Калнынын. «Регата». Штормовой день. Низко нависли тучи. Их мохнатые лапы почти касаются воды. Горизонт еще светел. И это мерцание озаряет море, по которому плывут острокрылые яхты. Блестят накатывающиеся волны. Пожалуй, это последние минуты перед бурей…
Пейзаж написан артистично. Мастеру за 80 лет. Но, невзирая на возраст, он удивительно свежо, непосредственно пишет свое обожаемое море. Онпожалуй, один из лучших маринистов нашего века.
Димитрий Жилинский. «1937 год». Эта картина едва ли нуждается в комментариях. Одна приметная деталь: внизу, ближе к раме вмонтирована справка о полной реабилитации погибшего отца.
Трагическая, страшная картина. За много лет впервые внятно рассказывающая языком свидетеля, мальчишки — участника этого события о том, что было…
Нельзя не сказать, что Жилинский, как немногие художники, очень тщательно работает над своими картинами. Это — станковая живопись. Если портрет — то анализ, глубокое исследование характера. Жанр (редкое ныне явление) — можете быть уверены: сюжет выписан до мельчайших деталей, причем это нисколько не мешает видеть целое…
Эвальд Окас. «Представление». Центральная часть большого триптиха. Художник как бы поставил целью изобразить метафору спектакля. Театр во всей его открытой загадочности. Мишурная колоннада. Античная маска. Актриса в свободном хитоне. Холст решен в светлой холодной гамме. Он дает полный простор зрителю фантазировать, додумывать, изобретать.
Михаил Савицкий. «XX век. 80-е годы». Эту картину отличает гражданственность. Мастер чувствует предгрозовую атмосферу эпохи. Ощущает опасность самоуничтожения цивилизации. Видит край, где кончаются разговоры и начинают звучать иные аргументы.
VI Савицкий. Портрет Василя Быкова.
Может быть, полотно Савицкого слишком открыто. Но это не беда. Иногда чувство художника не находит сложную метафору. Преподносит зрителю факт. Демонстрация протеста, манифестация защитников мира.
Пусть закованы руки борца за счастье людей. Пусть подчеркнуто зловещи полицейские. Глядя на холст, ощущаешь голос протеста миллионов против ядерной смерти.
Корнелиу БабаД,Страх». Художник рассказывает, что сюжет картины ему подсказал Франсиско Гойя. Но мастер скромничает. Картина очень современна, несмотря на старинные одежды. Люди боятся. Более того, их объял ужас. Шесть человек сгрудились, тесно прижавшись друг к другу. Их лики размыты отчаянием. Темное небо, черные одежды. Ощущение безнадежности, тупика. Мы не знаем, что видят обреченные, но тот кошмар, который исказил их лица, достаточно убедителен.
Холст направлен против войны, ненависти, злобы, разобщенности. Картина преследует высокие цели: борьбу за гуманизм,
Юрий Левитин. «Этого не должно быть». Ревут сверхмощные бомбардировщики. Их хищные силуэты, черные, ломаные, закрывают небо. Они несут смерть.
Высится атомный гриб. На самолетах, как елочные игрушки, висят шедевры мирового искусства.
Иконы Рублева, «Рождение человека» Микеланджело, отбитый кусок фрески из Сикстинской капеллы, голова Нефертити. На железных балках воздета фигурка не то младенца, не то куклы. У горизонта руины разбитого города. Кромешный ад. Страшный маскарад атомного апокалипсиса.
Ревут, ревут громоподобные гонцы гибели рода человеческого… Мечутся черные силуэты. Жутко ослепляющее зарево атомного взрыва. Это — публицистика высокого накала…
Разителен контраст, который предлагает Валентин Сидоров в пейзаже «Тихая моя родина»… Тишина. Неоглядные дали.
В. Сидоров. Тихая моя Родина…»
В чистом небе неспешно плывут белоснежные облака, они окунулись в спокойное озеро. Далеко на горизонте лес. Стройные деревья. Обширные поля. Полный антипод атомному безумию.
Нет, мир будет спасен. Пока существует разум. Пока есть мастера, воспевающие не ломаные, изверченные, жуткие, нечеловеческие потуги показаться современным. Ведь в функцию живописи никак не должна включаться задача догнать машине — рию, робототехнику — эта прагматическая и мудрая сила работает на человека, но зачем искусству подавлять душу человека, уродовать ее в безумной попытке перегнать далеко ушедшую науку и технику.
Самое парадоксальное, что человек эпохи античности считал вершиной техники колесо. Самой мощной силой передвижения — лошадь. Прошло две тысячи лет. Человек обуздал атом, открыл кванты, гены, вырвался в космос. Средство передвижения — ракета. Мощность сотни тысяч лошадиных сил.
А человек?
Он остался неизменным, как миллион лет назад. Идеал гармонии пропорций античности идентичен нашему. Присмотритесь внимательнее…
Зачем же калечить человека, созданного из плоти и крови? С бьющимся живым сердцем. Зачем вбивать ему в голову дисгармонию, оболванивать его душу.
Это — вопрос развития цивилизации.
Думается, что литераторы, победив антироман и бессмыслицу, обогнали живопись. Почему художники отстали и плетутся в хвосте развития культуры Запада? Хотя элита коллекционеров из ряда людей, владеющих богатством давно, а вернее всегда, собирала Рафаэля, Тициана, Боттичелли, Рембрандта, Вермеера Делфтского, ныне платит миллионы долларов за шедевры Ван Гога.
Глубоко верю, что завтра, послезавтра новый Ренессанс неминуем. Модернизм в тупике, сколько бы ни юродствовали барды абстракции. Ведь уже давно хозяева парижского Салона назвали XX век эпохой конфуза. Это позднее прозрение обошлось дорого развитию мирового художественного процесса, ибо модернизм еще силен. Модный гиперреализм — тоже проявление бездуховности, и он не заменит искусства гуманизма, ставящего перед человеком высокие этические проблемы.
Ю. Левитин. Этого не должно быть.