Мастера книги
Шрифт:
Мне вдруг до такой степени стало тошно от всего этого, так непреодолимо захотелось послать всех как можно дальше и убраться туда, где нет ни этой чертовой Книги, ни работы, ни Алины, ни даже меня. К сожалению, это было невозможно.
Но все равно я выключил ноутбук, оделся и, забыв взять телефон, вышел из дома. Я шел, что называется, куда глядели глаза, и когда, проходя мимо остановки, я увидел подъезжающую маршрутку, решил прокатиться в Ростов.
В маршрутке чуть впереди меня сидела женщина лет тридцати с красивыми длинными ногами, которые едва прикрывала короткая юбка. Ее маленькие ступни были обуты в туфельки на высоченных каблуках, отчего ноги казались растущими чуть ли не из неба. Увлекшись созерцанием этого великолепия, я чуть было не проехал «Пригородный автовокзал», где мне надо было выйти и пересесть на другой транспорт.
В автобус, куда я сел на автовокзале, зашли марсиане: женщина пенсионного возраста и ее внук – белобрысый подросток с перекошенным носом. Он, словно оказавшийся впервые на улице домашний кот, постоянно озирался по сторонам. Она минут десять расплачивалась за проезд. Сначала долго переспрашивала, сколько с нее за двоих, потом испуганно доставала из лифчика узелок из какой-то застиранной тряпки, – он служил ей в качестве кошелька, – долго его развязывала, раза три пересчитывала мелочь. Засовывать его обратно в лифчик она почему-то не стала. Оставила в руках и всю дорогу нервно его теребила. На каждой остановке она громко спрашивала:
– Это не Главный Вокзал?
И успокаивалась лишь тогда, когда ей в очередной раз отвечали, что Главный Вокзал – конечная. Успокаивалась до следующей остановки.
Не знаю почему, но, глядя на эту парочку из какой-то глухой деревни, я успокоился. Я вышел на Ворошиловском, прошелся пешком до Пушкинской. Зашел в «Кофемолку», где выпил кофе и съел порцию блинчиков с моцареллой. Затем вернулся домой.
Возле калитки меня уже ждали помощники куратора.
– Виталий Сергеевич, – укоризненно произнес один из них, – вам не стоило забывать телефон, и совершенно не стоило ездить в Ростов на автобусе. За вами же закреплена машина… Ну что за ребячество.
– Дело в том, господа, – ответил я, нагло глядя ему в глаза, – что мне время от времени надо подстегивать свое вдохновение. А иначе я попросту перестану справляться со своими обязанностями. Думаю, мои безобидные шалости несравнимы с уроном от проваленной работы.
– Поймите, Виталий Сергеевич, это же в интересах вашей безопасности.
– Я понимаю. Но на мне сейчас висит сложный заказ, и без этой прогулки я не смог бы его сделать. Се ля ви.
Сказав «Се ля ви», я сделал рожу кирпичом и, пока они не опомнились, преодолел оставшиеся метры до калитки, открыл ее, вошел и захлопнул перед их носом. Главное в таких случаях, чтобы твое поведение выглядело естественным и само собой разумеющимся. Или же наоборот, ни в какие рамки не лезло.
Попробуйте, например, когда вас попытаются воспитывать в автобусе, в очереди или где-либо еще в общественных местах в ответ скорчить дебильно-приветливое лицо и выдать «Господь тебя любит», или, наоборот, рассвирепеть и рявкнуть «Вы почему это без доклада?!». Поверьте, эффект будет весьма интересным.
Парням куратора я, кстати, не соврал. Пока я гулял по Ростову, мое подсознание сумело найти ответы на мучавшие меня вопросы, и, возвращаясь домой, я интуитивно знал, что надо делать. Поэтому, отделавшись от незваных гостей, я поспешил сесть за компьютер.
Несмотря на сильнейшее искушение, я начал не с Алины, а с заказа. Как я и предполагал, после того, как я прописал на чистовик выбранный вариант развития событий, остальные ответвления лабиринта попросту исчезли, так что на этом участке сюжета изменить я уже ничего не мог.
Как знать, возможно, древние знали что-то о лабиринтах судьбы и о силе написанного слова, и поэтому считали процесс письма магическим сакральным актом, и кого попало грамоте не учили. Думаю, в этом они были правы. Как значительно позже показала история, чрезмерная грамотность привела к таким явлениям, как большевизм, фашизм, демократия, политкорректность, победа феминизма, возведение гомосексуалистов в ранг избранных и прочим реалиям нынешнего бытия. И не мудрено – ведь если принятие решения зависит от мнения каждого идиота, то таким этот решение и будет.
Ну да я опять отвлекся.
Практически сразу же после прописанного участка судьбы в лабиринте клиента я обнаружил хоть и небольшое, но вполне достаточное для необходимого маневра облачко тумана. Оно-то и позволяло мне переиграть все с точностью наоборот, как и хотелось этому идиоту. Вот только в этом случае его судьба окончательно застывала, и никакой коррекции больше не подлежала – не самый лучший исход при работе с ВИП-клиентом. Поэтому прежде, чем написать хотя бы слово, я решил согласовать свои действия с Олегом.
– Привет, – сказал я, услышав его «алло», – я по поводу заказа.
– Чем порадуешь?
– Сначала порадую тем, что огорчу, а потом огорчу тем, что порадую.
– Давай только без этого вот.
– Расслабься. Я решил эту задачу, но только не совсем так, как хочет клиент, если вообще стоит идти у него на поводу, в чем я очень даже сильно сомневаюсь.
– Ты о чем? – настороженно спросил Олег.
– Как я и говорил, переделать уже выполненный заказ невозможно. Что написано пером… так что за переделками после утверждения окончательного варианта можешь больше не обращаться – это не в моих силах. Но сразу же после этого я могу развернуть сюжет на сто восемьдесят градусов, так что клиент сможет получить все то, к чему он стремится. Вот только нам это совершенно ненужно.
– Это еще почему?
– Потому что в этом случае мы гарантированно потеряем нашего ВИП-клиента.
– Как это потеряем? Только не говори мне…
– Нет, – перебил его я, – с ним будет все в шоколаде, вот только подобное радикальное вмешательство в его судьбу лишит нас возможности вмешиваться в дальнейшем в его дела. Тогда как если ты или кто-нибудь еще сумеете отговорить его от этого заказа, в недалеком будущем я смогу хорошенечко на него поработать. В любом случае вопрос этот решаемый, так что как скажешь, так я и сделаю.
– Мне надо кое с кем это обсудить.
– Тогда я жду твоего звонка.
– Договорились.
Теперь можно было и заняться Алиной.
Информационная дверь в экзекуторскую вновь была приоткрыта ровно настолько, чтобы я мог пассивно наблюдать за происходящим. Как будто кто-то специально приоткрыл ее для меня.
Вся опутанная проводами Алина лежала на столе. Она была без сознания. Провода вели к каким-то медицинским приборам, мониторы которых показывали различные графики и цифры.