Мастерская человеков
Шрифт:
Взглянув с удивлением на Капелова, который его торопил, он сказал:
– Почему вы меня гоните? Возвращение Латуна нисколько не опасно: ведь на мне не написано, что я создан тут, в вашей Мастерской. Приберите верстак и все прочее - я просто сойду за посетителя - мало ли кто мог прийти в такое интересное учреждение!.. Мне хочется поговорить с вами... Ведь я вам обязан жизнью! Это немного, но это... кое-что.
Его речь изобиловала большим количеством резонных интонаций, которые, как известно, убедительнее слов. Капелов смотрел на него с удивлением и некоторым страхом. Он забывал, что сделал его, и смотрел на свое создание, как крестьянин на умного сына-студента.
– Это, пожалуй, верно. Но все же лучше будет, если вы уйдете. Старик может вас узнать по
– А что же я буду делать в городе?
– Странный вопрос. Работать! Вам же надо как-нибудь жить, иметь угол и кормиться.
– Да, к сожалению, это так. Но я не хочу работать. Понимаете - не хочу. Работа ничего не дает. Ведь вы знаете, а если не знаете, то пора знать, что успевают те, кто ухитряются не работать. Я же, вступая по вашей милости в жизнь, хочу кое-чего добиться. Да, работа - это для дураков. Работать, в общем, всегда невыгодно. Когда работаешь, то делаешь ошибки, и вообще даже когда все вокруг работают и культ труда ставится на наибольшую высоту, надо кричать больше всех о работе, о святости труда и так далее, а самому все-таки не работать. Тот, кто работает, меньше всех уважаем. Еще можно простить работу в прошлом. Вот человек, прежде чем выбиться в люди, работал, страдал, был чернорабочим, чем угодно. Если это в прошлом - это еще куда ни шло. Это можно рассказывать гостям, если их при этом хорошо кормить. Но в настоящем он должен не работать, если хочет сделать карьеру. Он должен возглавлять. Он должен приходить, еще лучше, приезжать, уезжать, быть недовольным, скупо отпускать замечания, он должен плохо слышать, плохо видеть, говорить "ближе", "громче" уезжать. Он должен быть окружен тайной. Вполне ясного человека нельзя уважать. В нем должна быть таинственность. Это совершенно обязательно. Он должен знать или делать вид, что знает что-то особенное, чего другие не знают. Без таинственности нет авторитета и, следовательно, уважения или, по крайней мере, страха.
Заморыш сел на табурете около двери и неспешащим своим, глуховатым и убедительнейшим голосом продолжал, глядя перед собою непомерно углубленными глазами (эликсир интеллектуальности! Сколько его потрачено! Что скажет Латун - Капелов холодел от этой мысли), продолжал:
– Это очень серьезный вопрос. И очень тонкий. Собственно говоря, все это знают, но сами убеждают себя, что это не так. По-моему, это надо исследовать. Такое учреждение, как Мастерская Человеков, должна была заняться вплотную, а не исполнять заказы на каких-то женихов.
– Совершенно верно. Но вы забываете, что нам нужны деньги. Мы еще пока на нелегальном положении. Надо же с кого-нибудь начинать.
– Так начали бы с каких-нибудь интересных людей. Они же окупятся быстрее. Во всяком случае, у вас есть возможность изучить в человеке то, чего никак не схватишь в жизни. Вы можете человека разобрать не только по косточкам, но и по клеточкам и разузнать, если не все, то многие его свойства. В частности, вот эта проблема авторитетности меня очень интересует. Жаль, что вы меня отправляете. Скажите, пожалуйста, нельзя ли какнибудь остаться у вас?
Пока говорил гомункулус, Капелов смутно думал, что именно такого человека не хватает Мастерской. Он нисколько в эти мгновения не раскаивался, что переборщил, может быть, с эликсиром интеллектуальности. В самом деле, Латун совершенно не заботился о том, чтобы Мастерская имела мыслящих работников. Сам он неизвестно что собою представлял. Кнупф, Ориноко и Камилл определенно ничего собою не представляли. О себе же Капелов не хотел подумать, чтобы тоже не прийти к малоутешительным выводам. Его раздирали какие-то чувства; сладостные и горькие спазмы часто хватали его за горло и заставляли глаза наполняться слезами; он покрывал бумагу какими-то записями.
Однако что делать с этим заморышем? Оставить его сейчас невозможно. Это во всяком случае. Если Латун узнает о количестве потраченного на него эликсира, он совершит нечто непоправимое.
– Вот что, - сказал Капелов, подойдя к своему созданию и похлопывая его по плечу.
– Я, откровенно говоря, рад, что создал вас. Даже горжусь. Правда, я еще не знаю, что вы собою представляете. Ваши рассуждения пока странноваты. Но не в этом дело. Латун учил меня не считать человека сейчас же после создания законченным. Он должен еще, так сказать, просохнуть, отстояться, тут могут быть еще всякие химические процессы, которые могут произвести существенные изменения, но, во всяком случае, мне. кажется, что в вашем лице мне удалось создать нечто такое, что нам пригодится. Если хотите жить - храните тайну, что я вас сделал. Это -вопервых. Во-вторых, сейчас уходите, найдите себе какоенибудь занятие. Мы на днях переезжаем в новое помещение, принятые заказы выполним, на вырученные деньги приобретем новые материалы, все эти эмульсии и эликсиры, старик перестанет сходить с ума от скупости, и я постараюсь так или иначе свести вас с ним и - если будет возможно - устроить у нас в Мастерской. Хорошо? Откровенно говоря, меня тяготит одиночество, а с вами, мне кажется, и поговорить можно, и, кроме того, ведь я вас создал! Вы мой первенец. Это кое к чему обязывает меня, а также, надеюсь, и вас. Не правда ли? Первенец Капелова кивнул головой и вышел.
– Придумайте себе какое-нибудь имя и фамилию,- крикнул ему вдогонку Капелов.
Глава одиннадцатая
От желания - еще недавно им всецело владевшего - сделать самостоятельно жениха для девушки Капелов отказался. Это было слишком рискованно. Получалось совсем не то, что нужно. Каждая работа оказывалась совершенно неожиданной, нисколько не соответствующей плану. Великое счастье, что он разделался с чудовищем, еще большее счастье, что во втором случае катастрофа не повторилась. Но, так или иначе, заказ не выполнен, а материалов истрачено много. У Капелова не было никакой уверенности, что и в третий раз не получится нечто еще более неожиданное. Материалов было очень мало. Он и так не знал, как покрыть недостачу. Он допил в эликсир еще воды... Что из этого выйдет, он не представлял себе и даже боялся думать...
Наконец он сказал Латуну;
– Господин Латун, я приготовил все материалы. Следовало бы сделать жениха для девушки.
И, выражая полную лояльность, соединенную с умеренной инициативой, он добавил:
– Я купил справочник, сборник биографий разных писателей. Мы сможем, если вам будет угодно, воспользоваться некоторыми чертами...
– Ну что там - чертами!
– недовольно проворчал Латун.
– Писателей мы будем делать в свое время - тогда разберемся в чертах. Подробно и как следует. А теперь сделаем кого-нибудь подешевле - по образцу тех, кого мы наметили на концерте.
Капелов не возражал. Латун был раздражен, завязался бы опять озлобленный спор. Да и не все ли ему равно, в конце концов? Пусть будет кто угодно. Вряд ли девушка будет очень уж разочарована.
– Ну ладно, - как всегда, в последнюю минуту уступил Латун.
– Сделаем по второму образцу и впрыснем в него чуть-чуть литературных сонов...
– А из чего они составляются?
– Это различно. Весьма различно. Прежде всего, конечно, эликсир интеллектуальности, но его я не дам. Дудки! Обойдемся. Я знаю примеры, что многие достигали славы и хорошо зарабатывали и без этого. Ну, разве одну-две капли, не больше. Затем уксус, соляная кислота, вот эта черная жижа. Я еще сам хорошенько не знаю, из чего она состоит, но она хорошо развивает зависть; зависть маленькому писателю совершенно необходима, ведь он живет ею, питается ею, как хлебом; ну еще там чего-нибудь...