Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала
Шрифт:
Жизнь остановилась.
Моя первая фотография с отцом и сестрой Дебби
1. Дорогой папочка
«Чтобы я больше не видел этого дерьма в своем доме! Ты меня понял?»
Пролистай стопку школьных фотоальбомов моего детства или юности и найдешь один из тех черно-белых силуэтов, или, может быть, даже большой вопросительный знак – алая буква А – там, где должно располагаться мое фото. Как и многие детишки, переходящие из одной школы в другую, переезжающие из города в город, я регулярно отсутствовал на уроках, поэтому для одноклассников и учителей стал кем-то вроде фантома, угрюмого
Путешествие мое началось в Ла-Месе, штат Калифорния, летом 1981 года. Там я родился, хотя, возможно, зачали меня в Техасе, где родители жили в течение последних стадий своего бурного брака. Честно говоря, было две семьи: когда я родился, моим сестрам, Мишель и Сьюзен, было восемнадцать и пятнадцать соответственно (я всегда считал их своими тетушками, нежели сестрами); сестричке Дебби было три года. Не знаю, что происходило между двумя группами детей. Знаю точно, что жизнь во многом развалилась, и, в конце концов, матери пришлось самой себя обеспечивать, а отец стал в некотором роде призрачной фигурой.
Фактически к тому времени, как мне исполнилось четыре года и предки наконец развелись, Джон Мастейн исчез из моей жизни. Отец, как я понимаю, был когда-то очень умным и успешным человеком, дружил с головой и руки у него росли откуда нужно, благодаря чему он смог дорасти до должности руководителя филиала Банка Америки. Оттуда он переехал в корпорацию NCR (National Cash Register), и, когда компания перешла от механической к электронной технологии, папа остался не у дел. Поскольку сфера его деятельности сузилась, то и доход, разумеется, упал. Не могу сказать точно, касались ли его неудачи появившихся проблем с алкоголем, или алкоголь стал причиной его профессиональных неудач. Безусловно, мама выходила совсем не за того человека, который в 1961 году держал в страхе весь дом. Многое из того, что я знаю об отце, мне рассказывали в виде страшилок старшие сестры – истории о жестокости и общем безумном характере поступков, совершавшихся под пеленой алкоголизма. Я склонен верить, что многие их утверждения не соответствуют действительности. В глубине моего сознания есть воспоминания о том, как я сидел у отца на коленках, смотря телевизор, чувствовал запах перегара изо рта и его колючую щетину. Я не помню, чтобы он не пил, например, играл бы со мной в мяч на заднем дворе, учил ездить на велосипеде или что-нибудь в этом роде. Но и особой жестокости я за ним не замечал.
Хотя стой, был один момент – я играл с соседским мальчишкой в конце улицы, и почему-то отец прогулочным шагом подошел прямо к подъездной дорожке, чтобы забрать меня домой. Он был зол, правда, не помню, какие говорил слова. Кажется, о том, что я запозднился. В руке у него я заметил пассатижи. Пассатижи похожи на плоскогубцы, только больше, и почему-то папочка решил, что они ему нужны, чтобы загнать четырехлетнего сына домой. А может быть, он работал в гараже и забыл их положить, прежде чем уйти. Какой бы ни была мотивация, пассатижи вскоре отхватили немалый кусок мочки моего уха. Я закричал, а отец, казалось, этого не замечал. Он тащил меня по улице, ни разу не отпустив, а я спотыкался и падал, затем поднимался и старался идти с ним в ногу, надеясь, что ухо не оторвется от гнезда (у ушей есть гнёзда? Я был совсем мелким – откуда мне было знать?).
Дэвид Скотт Мастейн, родился 13 сентября 1961 года
На протяжении многих лет я защищал имя отца от обвинений в насилии, которые очень часто сыпались на него со стороны моих сестер. Но должен признать – случай с пассатижами не служит ему оправданием. Это не похоже на поступок трезвого любящего папочки, согласись? Но трезвого – очень важное слово в этом предложении. Мне лучше, чем кому-либо, известно, что под влиянием человек способен вести себя самым непотребным образом. Отец был алкоголиком; я был склонен верить, что алкоголь не делал его злым. Скорее, слабым человеком. Возможно, и человеком, который совершал плохие поступки. Но есть и другие воспоминания. Я помню доброго папу, он курил трубку, читал газету и звал меня, чтобы я поцеловал его перед сном.
Мой отец, Джон Джефферсон Мастейн
Однако после развода отец превратился в монстра. Ну, не в буквальном смысле, а в том, что все в нашей семье боялись этого человека и презирали. Он даже стал оружием, которым боролись
– Прекрати, иначе я отправлю тебя жить к отцу!
– О, нет! Пожалуйста… нет! Только не к нему!
Периодически случались примирения, но они никогда не длились долго, и по большей части наша семья постоянно переезжала. Мы всегда старались быть на шаг впереди отца, который, видимо, решил посвятить всю свою жизнь алкоголю и преследованию бывшей жены и детей. Опять же, не знаю, так ли все это было, но мне так описывали ситуацию, когда я рос. Мы селились в арендованном доме или квартире и первым делом бежали в магазин «Товары для дома» и брали второсортную бумагу для контактного копирования, чтобы превратить грязную вонючую кухню в нечто более приглядное. Какое-то время все было тихо и спокойно. Я играл в юношеской лиге, пытался завести друзей, а потом вдруг мама сообщала нам, что отец знает, где мы живем. И среди ночи приезжал фургон для мебели, мы паковали свои скудные пожитки и, словно беглые преступники, бежали прочь.
Мама работала горничной, и мы жили на ее зарплату, а также серию талонов на питание и медицинскую помощь и пособие от государства. Да и друзья с родственниками не давали умереть с голоду. В некоторых случаях я мог бы прожить с меньшим вмешательством в свою жизнь. Например, как это было в течение короткого промежутка времени, когда мы жили у одной из моих теток, набожной свидетельницы Иеговы. Довольно быстро это занятие стало центром нашей жизни. И поверь, ничего хорошего в этом не было – особенно для мальчишки. Внезапно мы стали проводить все свое время со Свидетелями: в среду вечером и воскресенье утром – в церковь, семинары читателей «Сторожевой башни», приглашенные ораторы по выходным, домашнее изучение Библии. Затем я шел в школу, и, пока все стояли с поднятыми над сердцем руками во время клятвы верности американскому флагу, мне приходилось спокойно стоять с руками по швам. Когда другие дети пели «С днем рождения» и задували свечи, я стоял молча. Новичку в школе довольно сложно заводить друзей, но, если ты при этом еще и псих из общества Свидетелей Иеговы… о нормальном отношении можешь забыть. Я был изгоем, которого постоянно дразнили и избивали, но это, честно говоря, здорово меня закалило.
Ненавижу котов. Этого я, вне всякого сомнения, несу к дробилке для древесных отходов
Помню, однажды пошел на работу с мамой, в очень богатый район под названием Линда-Айл в Ньюпорт-бич. Возле пристани была маленькая песочница, и несколько мальчишек гоняли мяч и играли в игру, которую еще иногда называют «Убей парня с мячом», хотя у мальчишек-подростков начала 1970-х она была более известна как «Обыграй педика». Эти ребята были больше меня и получали огромное удовольствие, издеваясь надо мной, но мне было плевать – и я не боялся. Почему? Потому что к этому времени я уже привык, что меня пинают в школе, к наказаниям теток и дядей, к травле со стороны многочисленных родственников. Почти во всем этом я винил Свидетелей Иеговы. Это же безумие, когда свояк или дядя шлепают меня, потому что якобы я нарушил некоторые непонятные правила Свидетелей. И все они прикрывались религией – на службе у якобы любящего Бога.
По крайней мере, некоторое время я пытался вписаться в Свидетели, хотя с самого начала все это напоминало гигантскую многоуровневую систему маркетинга: ты продаешь книги и журналы, с адресной доставкой, и чем больше продаешь, тем выше твое звание. Полная чушь. Мне было восемь, девять, десять лет, и я желал, чтобы поскорее наступил конец света! По сей день у меня душевные травмы, оставленные Свидетелями Иеговы. Я не слишком радуюсь приближению Рождества, потому что мне сложно поверить во все, что сопровождает этот праздник (и я говорю как человек, который теперь считает себя христианином). Я хочу верить. Люблю своих детей, люблю жену и хочу с ними праздновать. Но где-то глубоко внутри сидят сомнения и скептицизм; во всем виноваты чертовы Свидетели.
Чем заняться, если ты – одинокий ребенок, мальчик, окруженный женщинами, растущий без отца или даже отцовской фигуры? Занимаешься ерундой, создаешь собственную вселенную. Я играл во множество пластмассовых моделек – миниатюрные копии Джека Дэмпси и Джина Танни, чье соперничество я каждый вечер воссоздавал на полу своей комнаты; крошечные американские солдатики штурмовали пляж в Нормандии или вторгались на остров Иводзима. Звучит странно, согласись? Да, этот особенный мир, в моей голове был самым безопасным местом, которое только можно найти. Не хочу показаться жертвой, потому что никогда себя таковым не считал. Я думаю о себе как о выжившем. Но каждый выживший переживает какое-нибудь дерьмо, и я не стал исключением.