Мастиф
Шрифт:
— Ты бы нам подвел электричество, — сказал хрипло Саша. — Надоело впопытьмах мыться. Хотя бы в баню. А то понаставил компьютеров…
— Пап, зачем? Ты что, помрешь без этого? — отвечал Иван, не отрываясь от игры.
— Не помру, — согласился отец. — Но очень хочется на лампочку посмотреть.
— Вот так и начинается буржуйство, — явно кого-то передразнивая. — А без электричества можно буржуев голыми руками задавить. Надо… — положение на одном из экранов становилось очень серьезным, — только знать… кого давить… и как… и что потом делать. А помереть все равно не помрешь,
— Здорово Полеслав дерется, — заявил Иван, как только потухли мониторы.
«Это я знаю, — хотел сказать Мастиф. — Это я уже проходил».
Но Саша промолчал, только лоб наморщил.
— Ты о прошлом не думай, — радостно заявил Иван, поворачиваясь к отцу. — Ты из него выводы делай. Ты знаешь, что сейчас в столице нашей родины творится? Ты тут такую бучу заварил — вселенского масштаба. Все уж смеются над нами.
— Кто смеется? Чего смеются? Ты о чем?
— Ну, говорят, что собаку завели себе, а собака так тявкнуть может, что дом развалится, — словно нехотя ответил сын.
— Какую собаку? — медленно соображал Александр. Когда он понял, то рука сама собой потянулась к кобуре.
Ах, вот вы как? Собаку, значит, завели? Мастифа. Породистого такого, бешенного.
— В общем, не велено тебя никуда пускать, — как можно беззаботней продолжал Иван. — А то я уж было губу раскатал. Там, где раньше десантники стояли, боевые машины остались. Тридцать штук. Хотел их к делу приспособить, да видно — не судьба. А здорово бы было. Я вам бы самопочинку ввел, бесконечно патронов, горючее не кончается. Не шутка ведь. На нас три полные дивизии шли, с аэростатами на конной тяге, — мальчишка засмеялся, и по коже Александра пробежала морозная поземка.
Вот как! Запихнул бы нас Иван в железные коробки — и навстречу пешему войску. Стратег, тоже мне…
— И что? — хрипло осведомился Мастиф.
— Да ничего.
Тут дверь в комнату открылась, и в образовавшийся проем глянула очаровательная мордашка.
— Ванечка, ты скоро? — поинтересовался нежный голосок.
— Да иду, иду! — хрипло, явно опять кому-то подражая, проворчал пятилетний постреленок.
— Ничего, — снова повернулся к отцу сын. — Гаврила со мной связывался. Спросил — сам справишься?
— Я то справлюсь, — прорычал Мастиф.
— Да не про тебя разговор, — улыбнулся Иван. — Я гулять пошел, ты не волнуйся. Я уже «накрыл» всю эту шелупонь, носом ткнул в будущее. К нам переговорщики придут, мальчишка наморщил нос. — Года через три, не раньше. Ты подумай — как с ними поступить. Это уже на твое усмотрение, я в такие дела не лезу.
— Ксюха, иду я уже! — голос Ивана снова изменился. Мальчишка поднялся со стула — и исчез, только воздух всколыхнулся.
— Ива-а-ан, — протяжно заорал Александр. — Появись на секунду!
— Здесь я еще, — ворчливо отозвался сын.
— Чтобы к двенадцати дома был! — рявкнул отец.
— А ловко ты с Артемичем придумал, — заявил Иван, исчезая снова.
— Я бы даже сказал — адекватно. Надо помочь человеку, — прозвучал молодой голос из ниоткуда, словно бы и с неба…
Артемич добрался до Мытищ без проволочек. Ледяная дорога на самом деле была еще в сносном состоянии, тем более что ею в свое время пользовались самовольные лесоповальщики. Лошадь он не бросил, добрался до Садового кольца верхом. Патруль останавливал его всего раз, но отпустили, еще и козырнули вдогонку:
— Всего хорошего, гражданин полковник!
Гражданин. Полковник. Не хухры-мухры. Это какой карьерный рост от простого наладчика!
Хотя знал Артемич и других наладчиков. Лет десять назад купил Артемич дом в деревне. Здоровую бандуру, с печью, с огромным сараем, телятником, огородом, старой лодкой. Хорошее местечко — на берегу реки, лес в ста метрах. На востоке — земляника, на западе — черника. На север пойдешь — грибов наберешь. С мужичками местными ознакомился. Выпил с соседями пол-литра, про рыбные места спросил, про свою работу да семью рассказал. Огород поднял, старый сад начал обихаживать.
И надо же случится — через год еще один горожанин приехал в деревню. Но не судуец, а москвич. Земли сразу хапнул — не балуй. Даже реку со своего берега железной сеткой огородил. За неделю положил фундамент, за две недели — поставил дом под крышу. Еще неделя ушла на отделку — не дом, а игрушка выросла на берегу.
Но не заладилось москвичу. Как только на новое место переехал (а случилось так, что столичный житель приехал в деревню жить на пенсию), то сразу, буквально на второй день ему прокололи шины на новеньком Форде-внедорожнике. Стекла в доме били с регулярностью — раз в неделю. Провода — резали. Лодку пластмассовую (не лодку — почти яхту) — сожгли. На улице даже забулдыги от пришельца отворачивались. Москвич милицию вызывал — бесполезно. В сельской милиции сами участковые считали, что нормальный мужик и без милиции со своими делами разберется.
Артемич тогда решил пойти к мужичку, поделится опытом, объяснить, что нельзя сразу скопом богатство показывать. Народ в деревне бедный, он такое за оскорбление считает. Взял Артемич неизменные пол-литра, и пошел, познакомился.
— Сергеев Артем, — представился он хозяину через забор, и под оглушительный лай «кавказца» — объяснил: кто он и зачем пришел. Москвич, хмурый как осенняя ночь, впустил гостя. А дальше пошло как обычно. Посидели, поговорили, выпили по одной, второй, третьей, достали из бара французский коньячок.
— А ты сам то кто? — без задней мысли спросил Артемич. — Какой профессии?
— Наладчик я, — ответил москвич. — На немецкой фирме работаю, поршни выпускаю.
— А зарплата какая?
Москвич назвал число, и — как отрезало. Артемич все еще улыбался, а внутри все замерло. Хватанул вонючего коньяку, распрощался, и отправился восвояси.
Как же так? Как так могло получится, что они, оба наладчики, оба выпускают поршень? Но почему? Все перемешалось в голове. Все коньяк этот паршивый… Не может такой зарплаты быть у трудового человека. Нельзя так, не по-человечески это… На исходе жизни Артемич имел старый «Москвич», полуразрушенную дачу, убогую квартирку на окраине, где воды нет аккурат семь месяцев из двенадцати…