Мастодония
Шрифт:
Я погладил Бублика по голове:
– Помнишь, как было раньше? Как ты раскапывал норы, а я домой тебя забирал? Как по вечерам мы запирали курятник? Как Хирам каждый день приходил к тебе в гости? Помнишь дрозда, который жил во дворе?
Я задумался, здесь ли еще тот дрозд, но искать его не стал. Боялся, что не найду.
Я поднялся со ступенек, вошел в дом и придержал дверь для Бублика. Сел на стул у кухонного стола. Сперва хотел пройтись по дому, но решил не делать этого: слишком тихо в нем и пусто. На кухне, впрочем, тоже тихо и пусто, но здесь хотя бы сохранилась атмосфера
Зашло солнце, на землю наползли сумерки, зажглись прожекторы, и мы с Бубликом вернулись на крыльцо. При свете дня ферма казалась непривычной и даже чужой; с наступлением ночи, залитая сиянием прожекторов, она превратилась в дурной сон.
Райла нашла нас у двери.
– Хирам выживет, – сказала она, – но какое-то время ему надо полежать в больнице.
Поутру я отправился искать Чешира, но без толку. Исходил всю дикую рощу у передвижного дома – и вдоль, и поперек, и по диагонали, – негромко окликал его, смотрел по сторонам, но Чешир так и не показался. Спустя несколько часов я прогулялся по другим рощам, а дома Райла сказала:
– Я бы пошла с тобой, да боюсь спугнуть его. Тебя он знает уже давно, а я тут новенькая.
Отчаявшись, мы устроились за садовым столом.
– Что, если он не найдется? – спросила Райла. – Может, ему известно, что стало с Хирамом, и теперь он прячется и не покажется, пока Хирам не вернется?
– Не покажется так не покажется, – сказал я.
– Но «Сафари»…
– Придется им подождать. Даже если найдем Чешира, не факт, что он согласится нам помочь.
– Может, он вернулся в Уиллоу-Бенд? – задумалась Райла. – На ферму, в яблоневый сад. Это было его любимое место, так? Если он знает про Хирама, то хочет быть поближе к нему – почему бы и нет?
В яблоневом саду я нашел его почти сразу. Чешир сидел на дереве неподалеку от дома и смотрел на меня круглыми кошачьими глазами. По-моему, даже улыбнулся.
– Чешир, – начал я, – Хирам болен, но выздоровеет и вернется через несколько дней. Ты умеешь моргать? Умеешь закрывать глаза?
Он закрыл глаза и открыл, закрыл и открыл снова.
– Отлично, – сказал я. – Мне надо с тобой поговорить. Ты слышишь меня, но я тебя не слышу. Давай придумаем способ общения. Я буду задавать вопросы. Если ответ утвердительный, моргни один раз. Если отрицательный – дважды. Понимаешь?
Он закрыл и открыл глаза.
– Очень хорошо. Ты понял, что я сказал насчет Хирама?
Он моргнул.
– Понял, что он вернется через несколько дней?
Чешир показал, что понял.
– Тебе удобно говорить со мной таким способом? С помощью глаз?
Да, ответил он.
– Но особого удовольствия в такой беседе нет, верно?
Нет, дважды моргнул Чешир.
– Ну да ладно. В Мастодонии… Ты же знаешь, где Мастодония?
Да, показал Чешир.
– Там, в Мастодонии, мы наметили четыре дороги. Четырьмя рядами красных колышков и красным флажком в конце каждого ряда. Флажок обозначает точку входа в прошлое. Понимаешь?
Чешир ответил, что понимает.
– Ты видел эти флажки и колышки?
Чешир ответил, что видел.
– Теперь слушай внимательно. Первая дорога должна вести на семьдесят миллионов лет в прошлое. А следующая – на десять тысяч лет позже. На семьдесят миллионов лет за вычетом десяти тысяч.
Не дожидаясь уточнений, Чешир показал, что понял меня.
– Третья дорога, – продолжил я, – на десять тысяч лет позже второй, а четвертая – на десять тысяч лет позже третьей.
Да, сказал Чешир.
На всякий случай мы повторили этот диалог.
– Откроешь нам дороги? – спросил я.
Он ответил, что откроет, и исчез, а я стоял и тупо пялился на опустевшую ветку. Должно быть, он понял меня буквально и был уже в Мастодонии, где занимался обустройством дорог. По крайней мере, я надеялся, что это так.
Бен сидел у себя в кабинете, закинув ноги на стол.
– Знаешь что, Эйза, – сказал он, – нравится мне эта работа. Лучше не придумаешь.
– А как же твой банк?
– Я тебе сейчас такое скажу, чего никому знать не следует. Банк сам собой управляет. Конечно, я в нем по-прежнему главный, но почти ничего не делаю, разве что разберусь с какой-то проблемкой или подмахну пару бумажек.
– Если так, хватит просиживать штаны. Глянь, какую задницу отрастил. Пойдем-ка лучше в меловой период.
– В меловой? Ты что, договорился с Чеширом?
– Вроде бы да, но точно не знаю. Надо проверить, а одному идти не хочется, потому что я трусоват, но ты и сам об этом помнишь.
– Те слонобои по-прежнему у тебя?
Я кивнул:
– Но охотиться будем в следующий раз. Сегодня только проверим, открыты ли дороги.
С нами пошла Райла. Сперва мы хотели взять внедорожник, но в итоге решили, что обойдемся без него. Шествуя вдоль первой линии колышков, я готовился к неудаче, но, как выяснилось, совершенно зря: шагнув за флажок, я оказался в меловом периоде, где моросил дождь.
Мы вбили в землю комплект колышков и прошлись вокруг, пока не убедились, что находимся там, где надо, спугнув стайку безмозглых струтиомимов.
Остальные дороги тоже были в полном порядке, да и погода там оказалась получше. На первый взгляд все четыре места выглядели одинаково. За сорок тысяч лет тут не произошло особых изменений. Конечно, если присмотреться, мы нашли бы множество отличий, но присматриваться было некогда: мы вбили колышки и вернулись в Мастодонию, хотя на четвертой дороге Бен все же подстрелил некрупного анкилозавра – наверное, годовика шести-семи футов длиной. Крупнокалиберная пуля перебила ему шею.
– Сегодня на ужин стейки из динозавра, – возвестил Бен, и мы в шесть рук донесли тушу до Мастодонии, где вскрыли броню топориком – рассекли по всей длине, а потом сняли, хоть и с немалым трудом; хвостовую дубинку Бен оставил себе в качестве трофея, а я вытащил из-под дома мангал и развел огонь.
Пока Бен жарил толстые ломти мяса, я спустился в яблоневую рощу, где отыскал Чешира, поблагодарил его и сказал, что дороги работают великолепно, а он моргнул пять или шесть раз, не переставая улыбаться.