Мать Лжи
Шрифт:
Люди продолжали петь «Амбилангу».
Поднявшись на последнюю ступень, Ингельд остановилась, чтобы отдышаться, взглянуть на врага и улыбнуться толпе. Арка означала, что кто-то планировал торжественную встречу. За аркой в мрачной тишине замерли трубачи и барабанщики, не пытавшиеся помешать песне. Тут же стояла повозка с празднично украшенным троном. Все вместе напоминало телегу для Королевы Овец на Празднике Настра. Веревки, за которые тащили повозку, лежали на дороге, а дети, обычно это делавшие, куда-то разбежались. Ингельд нигде не видела ни Сансайи, ни других старших жрецов и жриц, глав культов
Огромную толпу сдерживала стена Героев, выстроившихся в шесть рядов. Возможно, здесь собралась вся армия. В центре открытого пространства стоял самопровозглашенный командир войска Джаркард Карсон, а у него за спиной — дюжина веристов, видимо, тот самый особый отряд. Герои, ненавидящие флоренгиан. Все они нетерпеливо улыбались.
Бенард поддерживал Ингельд твердой, но очень холодной рукой. Пение постепенно стихало.
Она остановилась в нескольких шагах от Джаркарда.
— Верни людей в казармы, командир охоты. Они здесь не нужны.
Джаркард был крупным воином, но скорее раздутым, чем мощным. Либо он долго тренировался, либо кривая усмешка навечно застыла на его губах.
— Они будут свидетелями на нашей свадьбе. Я вижу, ты привезла с собой Голос. Очень разумный шаг!
— Он здесь, чтобы принять клятву верности.
— Тогда его ждет разочарование. — Он обратился к Бенарду: — А ты, мальчик, уходи отсюда. Считаю до трех.
— А я, — ответила Ингельд, — до двух.
Хватит уже тянуть. Либо богиня ее поддержит, либо нет.
— Можешь считать сколько угодно, моя милая.
Однако Ингельд показалось, что в его опухших глазах мелькнула тень сомнения. И, каким бы отвратительным он ни был, она не хотела его убивать.
— Лучше не зли меня!
Ухмылка Джаркарда осталась неизменной.
— Раз!
— Раз! — эхом отозвалась Ингельд. — Последнее предупреждение.
— Два!
— Два!
Джаркард открыл рот, чтобы крикнуть «Три», но Ингельд обрушила на него проклятие Веслих. Нет, он не загорелся — в него словно ударила молния. Его накидка и кожа мгновенно обуглились. Башня красного пламени рванулась ввысь, а затем его голова и живот лопнули, объятые пламенем и облаком пара. Его эскорт в ужасе отскочил назад, а толпа закричала — спокойствие сохранял лишь предупрежденный Бенард, но он до боли крепко сжал плечо Ингельд. Сначала простые люди, а затем и веристы попадали на колени. Через несколько секунд командир войска Джаркард превратился в груду дымящихся костей.
Ингельд дрожала — наступила реакция. Никогда прежде она не проклинала человека. Однажды ей пришлось иметь дело с бешеной собакой, но она понятия не имела, что когда-нибудь решится убить человека. Ее бабушка сделала это дважды. Толпа стенала и кричала.
— Лихо! — подметил Ардиал. — Со Стралгом двадцать семь лет назад ты обошлась не так сурово.
Ингельд прикусила губу. Что она могла ответить? «Я люблю Бенарда, а тебя не любила?» Или: «Хорольд был красив, а ты — нет?» Или: «Тогда я была совсем ребенком?»
— Оливии необходим отец, Ардиал, — ответила она. Пожалуй, это больше всего похоже на правду.
— Все-таки жаль, что ты не сожгла Кулака. Миру бы не пришлось так страдать.
— Полагаю,
Молчальница у нее за спиной рассмеялась.
— Ни в коем случае, миледи.
— Ты, командир фланга! — рявкнул Бенард. — Уведи людей в казармы! Всех уведи. Или хочешь стать следующим? Музыканты, играйте.
Только тут раздались приветственные крики, заглушившие трубы. Консорт и правительница зашагали к повозке. Когда они проходили мимо обгорелых костей, Ингельд отвернулась и встретила полный любви взгляд Бенарда. Эти глаза — темные глаза флоренгианина — видели ее насквозь: и радость, и стыд, и облегчение. Он снова сжал ее плечо.
— Молодец! — восхищенно произнес он. — Ты не предупредила, что расплавишь его ошейник.
— Ужас!
— Это было необходимо. Больше такое не повторится, обещаю. Теперь все будет хорошо.
ГЛАВА 30
Фабия Селебр никогда не видела таких ровных открытых пространств, как во Флоренгии. Пойма Врогга в Косорде казалась холмистой по сравнению со здешними бескрайними просторами. Дантио называл это место Альтиплано, и у Фабии возникло ощущение, что кто-то выровнял здесь землю: равнина, покрытая мелким гравием и коричневатым лишайником, тянулась во все стороны, насколько хватало глаз. И нигде ни одной травинки. У них за спиной под темно-синим небом шла прямая белая линия, отмечавшая Ледник, который они покинули два дня назад, но даже он выглядел по эту сторону Границы более гладким, чем в Вигелии. Прямая, точно копье, дорога вела вперед. По ней проехало множество колес, прошли тысячи животных, и дорога изменила цвет. А далее мир кончался за привычной стеной. И лишь где-то очень далеко, когда солнце уже стало светить им в спину, возникли первые холмы. Каждая новая куча навоза служила ориентиром и доказывала, что за перевалом следят патрули.
Они попали в новый мир одновременно с наступлением нового года, о чем возвестила звезда Нартиаш, появившаяся на рассвете.
От неутихающего холодного ветра слезились глаза, Дантио по-прежнему хромал, но более всего их тревожило отсутствие воды. В убежище на Первом Леднике имелись кожаные фляги для талой воды. Однако прошлой ночью — если не считать пеммикана — в убежище они ничего не нашли. Теперь, на исходе второго дня, вода в их флягах подходила к концу. А вокруг расстилалась плоская бесконечная равнина, усыпанная мелкими камешками.
— Мы уже близко? — спросил Ваэльс.
Шутка износилась не меньше, чем подошвы башмаков Фабии. Не будь он веристом, его бы кто-нибудь ударил.
— Неизвестно, — ответил Дантио, — но я догадываюсь, что мы рядом. Впереди впадина. Я ее еще не вижу, но уже чувствую.
Ваэльс что-то сотворил с лицом, и у него выпучились глаза.
— Да хранит Веру мои клыки и когти! Ты прав.
«Интересно, что мы будем делать, когда придем», — подумала Фабия. Веритано, флоренгианский Нардалборг, должен быть небольшим поселением. Путники рассчитывали проскользнуть мимо незамеченными, поскольку там находился гарнизон Стралга, но в такой местности не спрячется даже мышь.