Мать Мария (1891-1945). Духовная биография и творчество

Беневич Г. И.

Конфликт с о. Киприаном не был единственным. В 1937 г., после публикации статьи"Испытание свободой"(1937), с критикой взглядов матери Марии на состояние дореволюционной Церкви выступили о. Сергий Четвериков и И. К. Юрьева [174] . Все хуже к матери Марии за ее"нетрадиционное"монашество в миру стали относиться во влиятельных кругах русской эмиграции. Постепенно испортились ее отношения с доселе разделявшими ее идеи сотрудницами –матерью Евдокией и матерью Бландиной [175] . Большинство статей матери Марии о монашестве и аскетизме (числом более 10) написаны в период этого конфликта (1936–1939 гг.).

174

См. Вестник. Орган церковно-общественной жизни. 1937. № 3-4. С. 21-23.

175

См. Гаккель. 1993. С. 65-67.

История конфликта, источником которого было разное понимание

монашества, достаточно подробно описана, тем не менее, его духовная проблематика, о которой можно судить по статьям и стихам матери Марии, написанным в это время, остается до сих пор не исследованной. Пониманию мешает и то, что сегодня этот конфликт используется т. н. церковными"либералами"и"модернистами"в их полемике с"консерваторами", которые, в свою очередь, полемизирует не столько с реальной матерью Марией, сколько с тем ее образом, который создают их противники (см. например, статью протоиерея Валентина Асмуса с характерным названием:"Пророческий голос"Никиты Струве и мать Мария (Скобцова)" [176] . Как бы то ни было, полемика матери Марии о существе монашества и христианства в целом, выразившаяся в ее статьях 1936–1939 гг., до сих пор вызывают живейший интерес, ибо она затрагивает самые важные, остающиеся актуальными, вопросы христианской жизни.

176

Радонеж №17(83) 1998. С. 2-3. Прот. Валентин представляет консервативный взгляд, а Н. Струве – либеральный.

Чтобы понять эти статьи, вспомним, что в это время происходило в Церкви. Главным событием истории Церкви в XX веке было мученичество, принятое за Христа и Церковь сонмом Новомучеников в России [177] . Мученичество, как и в древности, стало той реальностью, перед лицом которой жил теперь истинный христианин. В этой перспективе следует оценивать и многие идеи матери Марии. Возьмем самую острую статью"Типы религиозной жизни". Здесь мать Мария, среди прочих, останавливается на"эстетическом типе благочестия", для которого главное в христианстве связано с красотой православного богослужения. (О. Александр Шмеман говорил об о. Киприане Керне:"Единственной подлинной радостью было в его жизни Богослужение… Описать его служение можно одним словом: оно было прекрасно" [178] ). Мать Мария (сама бывшая художницей) ничего не имеет против красоты, но для нее это не главное. Она замечает, что сейчас в России богослужение разрешено, но со стороны властей это"очень тонкий психологический расчет, основанный на том, что православное богослужение без дел любви, без явлений подвижнической жизни, без слова Божьего… бессильно явить обмирщенному и обезбоженному человечеству Христову правду". Далее она замечает:"Может быть, в этом смысле для Церкви было бы полезнее не иметь официального разрешения на богослужения, а собираться тайком, в катакомбах, чем… не иметь возможность являть миру всю любовь Христову во всем опыте своей жизни" [179] . Прот. Валентин Асмус, упрекая мать Марию, говорит:"В 1937 г. это означало бы для всех"практикующих"… расстрел". Но именно об этом, правда, с церковных позиций, и говорит мать Мария: для Церкви было бы полезнее идти путем мученичества, чем путем разрешенного врагами Церкви храмового благочестия. Теперь мы знаем, что этот путь – мученичества за веру, являемую в христианской жизни – и был избран Церковью мучеников в России.

177

См. Новые мученики российские. Сост. прот. М. Польский. Джорданвиль. Т. 1. 1949. Т. 2. 1957.

178

Прот. Александр Шмеман. Памяти архимандрита Киприана // Вестник Р.С.Х.Д. 1960. № 56. С. 50.

179

Мать Мария. Типы религиозной жизни // Вестник Р.Х.Д. 1997. № 176. С. 28.

На этом примере видно, что все"типы религиозной жизни"(даже самые возвышенные) мать Мария подвергает нелицеприятному суду, который уже и так реально имел место в истории. Критерием истинности для нее была Христова Голгофа, на которой, по ее словам, в это время оказалось все человечество:"Голгофа разрастается, становится всем миром. Ничего не остается, кроме Креста", – писала она в статье"Оправдание фарисейства"(1938). В этой же статье, мать Мария замечает, что в мировой истории (как и в жизни отдельного человека) имеет место"подражание Евангелию". Именно в момент Голгофы обнажается все различие между Христовым путем жертвенной любви к Богу и людям, вольного принятия Креста и всеми другими путями. В повторяющейся сейчас Евангельской истории все играют ту или иную роль: Пилата, Иуды, фарисеев, римлян… [180] . Фактически оказывается, что другие"типы религиозности"не просто"другие", но в критический момент Суда они присущи тем, кто распинает Христа и Его свидетелей (хотя до поры до времени все эти"типы"полезны, необходимы и даже"оправданы"для хранения традиции, духовного самоуглубления и нравственного очищения).

180

См. Воспоминания. 1992. Т. 2. С. 173.

Явно полемизируя со своими противниками в Церкви, мать Мария писала:"В христианстве сохранились все силы, действовавшие и в Ветхом завете. Та же жестоковыйная, безразличная, удобопревратная толпа, те же блюстители закона, уже нового… христианские

книжники, фарисеи, законники, и еще – те же побиваемые камнями пророки, юродивые, носители благодати, не укладывающиеся в рамки закона, беззаконники для тех, кто подзаконен" [181] . Как мы видим, некогда называвшая русский верующий народ Израилем, мать Мария пришла к пониманию того, что этот"Израиль"(каким он представлен Русской Церковью в эмиграции) – в массе своей"ветхий", хотя и называется"новым". Сама внутрицерковная ситуация была пережита и понята ею как такая, в которой в одной и той же Церкви одни хранят каноны, уставы и богослужение, а в аскетике заботятся о спасении своей души (не полагая ее за других), а немногие другие идут путем жертвенной любви. При этом"законники"(фарисеи, книжники, саддукеи) в критический момент судят и отправляют на казнь тех, кто в своей свободе и любви"подражает Христу". Именно так матери Марии виделось ее собственное положение в Церкви, где ее деятельность,"православное дело", требовавшее зачастую нарушения"субботы"ради человека, осуждалось церковным"общественным мнением"и не вполне понималось даже митр. Евлогием:

181

Воспоминания. 1992. Т. 2. С. 174.

Я знаю, зажгутся костры

Спокойной рукою сестры,

А братья пойдут за дровами,

И даже добрейший из всех

Про путь мой, который лишь грех,

Недобрыми скажет словами.

И будет гореть мой костер

Под песнопенье сестер,

Под сладостный звон колокольный,

На месте на Лобном в Кремле,

Иль здесь, на чужой мне земле,

Везде, где есть люд богомольный.

От хвороста тянет дымок

Огонь показался у ног,

И громче напев погребальный.

И мгла не мертва, не пуста,

И в ней начертанье креста –

Конец мой, конец огнепальный.

17 июля 1938 г. (185)

Как замечает биограф матери Марии, ее аресту гитлеровцами не в последнюю очередь"содействовало злобное отношение к ней эмиграции" [182] (на нее донесли), так что предвидение матери Марии отчасти оправдалось. Впрочем, в приведенных стихах она не обличает и не обвиняет"богомольный люд", скорее ее слова пропитаны горечью и болью, которая изживается только через переведение взора с осуждающих ее людей на предстоящий Крест. Можно лишь догадываться, какое одиночество испытывала мать Мария среди"своих", православных русских эмигрантов, казнящих ее осуждением и непониманием.

182

См. Гаккель. С. 141.

О том, насколько острым в критический момент истории Церкви становится противостояние тех, кто идет путем церковного и внутреннего благочестия, но отказывается от свидетельства, и тех, кто выбирает путь благодати и свободы, можно судить по событиям в России, где после сталинской конституции 1936 г. вся церковная жизнь была сведена к отправлению культа. Митрополит Сергий (Страгородский) ради сохранения Церкви подчинился этому требованию, а сонм Новомучеников, не желая отказываться от проповеди Слова Божия, от христианской свободы и жертвенной любви (все это было в Катакомбной Церкви), пошел путем исповедническим, не принимая навязываемые условия существования Церкви. В результате самому митр. Сергию пришлось участвовать в гонениях на Церковь мучеников. В то самое время, когда в России истинные христиане умирали за свободу Церкви и христианской совести, мать Мария находила силы для своей подвижнической жизни в том же самом Кресте Господнем, что и мученики в России, с которыми она духовно соединялась на своих"Парижских Соловках":

Повелевающий мне крест поднять,

Сама в борьбу свободу претворяя,

О, взявши плуг, не поверну я вспять,

В любой стране, в любой тюрьме опять

На дар твой кинусь, плача и рыдая.

В любые кандалы пусть закуют,

Лишь был бы лик Твой ясен и раскован.

И Соловки приму я как приют,

В котором Ангелы всегда поют, –

Мне каждый край Тобою обетован.

Чтоб только в человеческих руках

Твоя любовь живая не черствела,

Чтоб Твой огонь не вызвал рабий страх,

Чтоб в наших нищих и слепых сердцах

Всегда пылающая кровь горела.

1937 г. (185–186)

Монашество зародилось когда-то как"бескровное мученичество", но поскольку мать Мария не находила этой же меры любви к Богу и людям в монашеской и церковной среде, с которой она соприкасалась, она обличала ее и сама испытывала, особенно со стороны некоторых влиятельных лиц,"гнушенье, сухость, мертвость и плевки" [183] .

Неверно оценивать статьи матери Марии конца тридцатых годов в контексте современной полемики церковных"модернистов"с"консерваторами". Идеи матери Марии отнюдь не тождественны идеям церковных модернистов, последние хотят сделать православие проще, доступней и привлекательней для широкого круга современных людей [184] . Верно, что модернизм выступает под лозунгом свободы и любви, а мать Мария тоже пишет о свободе, которую она противопоставляет"законничеству", и о христианской любви, противопоставляемой духовному эгоизму. Но на этом все сходство и кончается, поскольку свобода и любовь в ее понимании стяжаются только через Крест.

183

Кузьмина-Караваева Е. Ю. Избранное. М., 1991. С. 154.

184

По слову епископа Русской Зарубежной Церкви Григория Граббе: "Модернизм есть борьба с исповедничеством и подвигом" (Догмат о Церкви в современном мире // Церковность. 2000. № 1. С. 13).