Мать-одиночка
Шрифт:
Я знала, что это всего лишь случайность. А вот слуги, сбежавшиеся на шум, глядели на меня со священным ужасом. И тут опять же спасибо стоит сказать пострадавшему. Как забористо Герхат ругался. Я прям заслушалась. Но из всего списка эпитетов, окружающие вычленили лишь одно: ведьма. Мне довелось пережить самые неприятные минуты, когда меня опасались все домочадцы, включая баронессу.
Иногда я думала, что меня запрут в подвале до выяснения всех обстоятельств. Однако ошиблась, потому что меня вежливо, но непреклонно попросили посидеть в комнате до тех пор, пока не приедут лекарь и маги.
Чуть позже я узнала, что никакого магического всплеска не создавала. А вот ступени действительно подвергались мощному магическому удару… пятнадцатилетней давности. При жизни покойного барона. Так я и узнала, что баронесса вдова. Уже как десять лет.
Именно поэтому не сработал артефакт, призывающий службы порядка приезжать на место преступления. Собственно, это и сыграло главную роль в том, что меня не заперли и не начали обвинять во всех смертных грехах.
Я знала, что пока сидела в своих покоях, приезжал жених леди Малены и остался на ночь.
Потому завтрак, который я готовила на две персоны подавали слишком рано для баронессы. Она в такое время обыкновенно спит.
Ну а потом и слуги шушукались, и сама я в окно видела всадника на коне. Жаль, так и не разглядела мужчину. Все скрыл длинный плащ с большим капюшоном.
Весь четвертой день до назначенного праздника я заново училась работать с персоналом. Они боялись меня. Боялись настолько, что я заставила Герхата при всех извиниться. Он толкнул проникновенную речь о том, что так сильно испугался, что наговорил гадостей первому, на кого упал его взгляд. Однако это мало помогло, а потому кухня в некотором роде стала минным полем.
Но я не унывала. Я была в своей стихии. Боятся они меня или нет. Значения не имело, когда Золя, тьфу ты, Зоя, выполняла важный заказ. И на этот раз это не изменится. Гости не уйдут разочарованными. Каждый получит наслаждение от земной пищи!
Так я решила перед тем, как лечь спать и встречать самый безумный день моей жизни в этом мире.
*
Меня до одури утомила вся эта кутерьма, духота, шум-гам… А танцы, что сейчас начались, — вот уж увольте! Я на кухне у плиты наплясалась. Да и что это за танцы? Мазурки-менуэты, альманды-гальярды с фарандолями. Средневековье, одним словом.
А то, что баронессе страсть как хотелось представить меня своим гостям, так это ее проблема. Я не цирковая собачка, которой отдают команды. Понимаешь ли, я выгляжу неподобающе, а следовательно, обязана переодеться, умыться и причесаться, чтобы потратить пятнадцать минут на бессмысленный разговор с приглашенными, стоя в центре зала. Я что, на дуру похожа? Мне после возвращаться на кухню.
Или на маленькую девочку, которая оказалась на утреннике в детском саду. И так живо я представила себе эту картину: на мне колготочки, косички с бантиками, белоснежное платьице с разноцветными снежинками и воспитательницу, терпеливо стоящую у елки в парком тулупе, в синтетической бороде, от которой жутко чешется лицо, ее страдальческое выражение лица, когда я говорю, что Деда Мороза не существует, либо он женщина до противного похожая на нашу Марь Иванну.
Я захихикала своим мыслям и с грустью подумала о том, что баронесса как-то быстро смирилась с тем, что из меня не выйдет леди. Наоборот, ее явно прельщала перспектива того, что я всю жизнь буду трудиться на благо ее живота.
Меня аж передернуло от перспектив. Я точно знала, что мой путь не закончен. И не потому, что должна вернуться к детям, сердце чуяло, что надолго я не задержусь в этом доме. А даст бог, так и в этом мире. Не мое это.
И я вышла из дома на свежий ночной воздух. Вышла — да простят меня доченька и сыночки милые! — с дичайшим желанием покурить. Только — тьфу! — как тут покуришь? Точнее, что? Я здесь еще ни одного курящего не видела, кстати… Ой, а вон там, возле перил, кто-то стоит. И не заметила сразу. Не курит ли? Не разглядеть толком, луну облаком скрыло. Луна здесь, кстати, огромная, раза в три больше нашей, яркая, оранжевая. И не Луна, понятно, они ее Светочем называют. То есть, даже «его», получается. Но в данный момент, как я уже сказала, Светоч скрылся за облаком, и мне было не видно, что именно делает человек, облокотившийся о перила. А вдруг все-таки?.. Я потом у ребяток моих сладеньких прощения выпрошу!
Я подошла к незнакомцу и неожиданно хрипло, словно натуральная гопница, выдала:
— Закурить не найдется?
Мужчина резко обернулся, и я чуть не села. Это был не кто иной, как жених леди Малены Виттор собственной персоной!
— Закурить? — переспросил он. — А что это? — Виттор потер вдруг лоб и усмехнулся: — Странно! Будто знакомое слово, но совершенно не помню, что оно значит.
— Это значит: берешь в рот ядовитую гадость, поджигаешь и дышишь вонючей отравой.
— Но зачем?!
— Потому что это одно из немногих удовольствий в моей гадской жизни.
Тьфу ты! И чего я перед ним разоткровенничалась? А Виттор и рад. Ну как же — интересно ведь поиздеваться над дурочкой!
— Это нелогично, — сказал он. — Гадость ублажать гадостью! В чем же тут удовольствие?
— Вам не понять, — буркнула я. — Но я бы тоже могла при желании поудивляться множеству нелогичностей.
— Например? — заинтересовался мужчина.
Я уже пожалела, что ввязалась в этот глупый спор. Виттор потом все расскажет леди Малене, будут надо мной ржать-потешаться. Однако женишок не отставал. И в его голосе мне послышалась искренняя заинтересованность:
— Ну же, приведите пример. Мне в самом деле любопытно.
Я сдалась. Глянула на Виттора, мотнула головой в сторону дома:
— Например, что вы стоите тут один в темноте, даже не курите, а ваша невеста там…
И тут из-за облаков вышла луна. Ну да, не Луна, а Светоч, но, по сути, луна, да так и привычней. И вот она вышла, и стало почти светло. И я смогла рассмотреть Виттора лучше. Собственно, я впервые его видела так близко. Предательски екнуло сердце: он чем-то похож на Витеньку! Я еще в доме обратила внимание, что он рыжеволосый, но не такой морковно-яркий, каким был мой супруг, а, скорее, темно-медный, даже бронзовый. Да и волосы у него длинные. А Витя… А Витя ходил с коротким ежиком и частенько шутил: что у него морковная полянка, а близнецы — его морковки. Правда, когда появилась Лиля он так шутить перестал. Потому что, когда дочка вошла в возраст почемучки, крепко на него обиделась. Как она заявила: мальчишки его морковки, а она снежинка залетная и с ним играть не будет. Где она эту фразу услышала — один бог знает! И ведь не играла с мужем, игнорировала его, пока я ее клятвенно не заверила, что она наш сахарок. А в любой морковке есть сахар, просто его не видно. Позднее волосы у Лили приобрели слегка золотистый оттенок, но до морковного им было все равно далеко.
Но сейчас, в оранжевом свете луны, волосы мужчины казались, как у Вити, огненными. Разве глаза у него не веселого небесного цвета, как у моего мужа и мальчиков, а черные, строгие. Да и сам он, будучи старше лет на десять, выглядел куда более важным, почти суровым, по сравнению с моим любимым балагуром. На самом деле, не был он похож на Виктора. Просто рыжеватые волосы, спортивная фигура, опять же военный, вызывали ностальгические воспоминания. Я ведь и кавалеров выбирала не похожих на мужа. Избегала знакомств с любыми мужчинами, у которых не то что яркая рыжина на голове была, а так, медный осадочек. К тому же и сама из снегурочки давно превратилась в пышечку. Это здесь, неведомым чудом, я вернула прежние формы, те, что были до родов.