Мать-одиночка
Шрифт:
Теперь закашлялся Геррон Четвертый, вновь поперхнувшись элем. «Лишь бы не подавился сухариком, — невольно подумал Виттор. — Пришьют цареубийство — не сносить мне тогда головы». Впрочем, мысль была пустой, мимолетной, серьезного значения он ей не придал, да и король уже пришел в себя. Правда, выглядел все еще изумленным.
— Что значит «не против»? — спросил он. — Вы передумали жениться на баронессе?
— Нет, я же сказал: отложить. Ненадолго. Чтобы и леди Малена свыклась с мыслью о моей подопечной, но самое главное — я переживаю за Делю. Она и так пока не в себе, а если еще добавится неприветливое отношение со стороны моей… э-ээ… жены… Не уйдет ли она в себя совсем, не закроется ли наглухо? Я не хочу лишний раз травмировать ребенка. Вот мне и думается, что было бы лучше максимум внимания уделить сейчас малышке. Дать ей побольше ласки, тепла… Чтобы она согрелась душой, оттаяла. Понимаете? Чтобы она вновь стала сама собой — веселой и счастливой девочкой. Тогда и моя невеста примет ее куда более охотно. Так ведь?
— Откуда же мне знать, — вздохнул король. — Звучит, вроде, правильно, а вот правильно ли поймет эту отсрочку баронесса… Предложение отменить свадьбу может стать для женщины той еще обидой!
— Не отменить, а всего лишь отложить! — воскликнул маршал.
— Сначала отложить, а потом и… — Тут Геррон Четвертый пристально глянул на Виттора: — А скажите-ка, мой друг, только честно: дело только в девочке? Вы полностью успокоились насчет своих «предчувствий», что не можете стать мужем баронессы, потому что уже женаты?
*
«Предчувствие», о котором спросил у Виттора король, жило в нем с тех самых пор, как он очутился в Триадоне. Он, как и большинство вновьприбывших атте, практически ничего не помнил из прошлого. Так — смутные обрывки, больше напоминающие сон. Ну и в настоящих снах иногда что-то всплывало. Тоже нечто неясное, непонятное, иногда скребущее по душе, но недолго и легонько, будто лапкой котенка. Например, снились невысокие заснеженные горы — с гладкими безлесыми верхушками. Да, снег он видел только во сне, Триадон был миром вечного лета. А вот людей из прошлой жизни ни в воспоминаниях, ни в снах, Виттор не видел ни разу. Разве что выскакивали порой из памяти случайные имена, как тогда, в разговоре с леди Золей фамилии земных маршалов. Но это тоже на уровне сна, который только что помнил, а через пару мгновений забыл. И тем не менее на него нет-нет да и накатывало необъяснимое чувство, что в том, прежнем мире он был не один. И не просто физически не один — кто-то жил и в его сердце…
А еще этот медальон!.. Как позже выяснил Виттор, все атте попадали в этот мир измененными внешне — у кого-то магия переноса забирала избытки веса, кому-то «облагораживала» лицо, меняла цвет волос, корректировала в ту или иную сторону возраст, — но зато почти всегда оставались с теми вещами, которые при них были. Новую внешность давала магия переноса, а на одежду и вещи редко обращала внимание. Вот и у него даже расческа осталась в кармане. А еще — медальон. Серебряное сердечко на цепочке. Растерявшись от того, что с ним случилось, он не сразу и почувствовал эту цепочку на шее. Но даже когда увидел сам медальон, ничего поначалу не ощутил. Серебряное сердечко открывалось, но внутри было пусто. Даже если изначально там что-то и лежало, например, фотография или локон волос, то теперь он был пустым — возможно, при переходе это забрала магия. И все же, когда Виттор немного освоился, свыкся с мыслью, что теперь именно этот мир — тот, в котором предстоит жить, он все чаще стал брать в ладонь медальон и подолгу его рассматривать. И с каждым разом все сильнее стало накатывать на него то самое предчувствие: в том мире он оставил кого-то очень важного для него, того, кто создал незаполненную пустоту в его сердце.
Позже он не раз себя спрашивал: а не стало ли решение связать себя узами браками с баронессой Ориан в первую очередь подспудным желанием как раз и заполнить эту пустоту? Нет, леди Малена ему действительно нравилась, ему казалось, что он и в самом деле влюблен, но… Ага! Даже вот это — «казалось»!.. Так влюблен или все-таки правда хотел заполнить свое сердце и забыть, выбросить из головы никому не нужные предчувствия? И он решил для себя: да, влюблен. Да, мне нужна в спутницы жизни именно эта женщина. А приняв такое решение, он логично перешел и к следующему: посчитал своевременным и верным сделать своей избраннице предложение руки и сердца.
Но… Ах, это проклятое «но», эта вечная его щепетильность! Виттор не мог начинать отношения, имея за душой груз недосказанности. Любой другой наплевал бы на свои «предчувствия», не придал бы им значения. Любой, но только не Виттор. И он перед тем как просить баронессу стать его женой, признался ей, что, возможно, уже женат. Нет-нет, не в этом мире, но, вероятно, в том, откуда прибыл, или даже не женат, но, кто его знает…
Леди Малена сначала вспыхнула, но тут же и рассмеялась:
— Какой вы милый, Виттор! Вы безмерно сильный и храбрый, и в то же время такой удивительно наивный и мягкий. Вас так и хочется прижать к себе, словно плюшевого львенка, который даже рычит ласково.
— Так прижмите, — ответил он с невольной хрипотцой. — Но только если я и в самом деле женат, то я не имею права просить у вас…
Баронесса все-таки рассердилась. Она не выказала этого явно, но Виттор понял, что его слова глубоко ее обидели. И он пошел просить совета к единственному человеку, которому мог рассказать, что его терзает — к королю Чареона Его Величеству Геррону Четвертому. Король, выслушав друга, не стал смеяться над ним. В глубине души он, возможно, и посчитал переживания Виттора надуманными и несерьезными, но, будучи неплохим психологом и в принципе умным человеком, он отнесся к «предчувствиям» маршала со всем возможным вниманием. И, конечно же, он понял, насколько непросто сейчас другу — суровому воителю с нежной и ранимой душой.
Геррон Четвертый видел в этой ситуации только один выход: магию. Только с помощью нее можно было попытаться понять, имеют ли под собой почву подозрения Виттора. Но с таким делом тот бы к магам ни за что не пошел, это король понимал тоже. Но ведь и сам он обладал магическими способностями, другое дело что много лет ими не пользовался — не королевское это дело; да и зачем, когда одних придворных магов дюжины две — чихнуть не успеешь, как перед носом уже платочек материализуется… А еще при дворце имелась богатейшая во всех смыслах библиотека, в которой чего только не было: книги и свитки практически от самого начала времен. И уж там-то наверняка можно найти любое заклинание. Знать бы, где искать, а то, пока ищешь, и надобность в том отпадет. Но Геррон Четвертый как раз имел большую способность к поискам. И он сказал Виттору:
— Приходите завтра, мой друг. Я попытаюсь помочь. — Правда, тут же вздернул палец: — Но не обещаю, что все обязательно получится!
На другой день, когда обнадеженный маршал ни свет ни заря примчался к венценосному другу, король выглядел хмурым. Возможно, всего лишь не выспался. Но вдруг… все надежды напрасны?..
Оказалось, что и не выспался тоже — полночи рылся в библиотеке в поисках нужного манускрипта. И кое-что даже нашел, но…
— Боюсь, ничего не выйдет, — пробурчал Геррон Четвертый. — Простите, что обнадежил, но я ведь предупреждал, что…
— Подождите! — беспардонно перебил короля маршал. — Вы не сказали: «Не выйдет», вы сказали: «Боюсь, не выйдет». А это значит…
— А это значит, что король пока я, а не вы! — насупился Его Величество. — Что у вас за манеры? Вроде бы верховный главнокомандующий, а будто вчера только погоны нацепили… Ладно, слушайте. Кое-что можно бы было попробовать, если бы у вас было хоть что-то материальное, связывающее вас с тем человеком, что вам дорог и близок. В общем, это «притягательная» магия, но, возможно, она действует лишь в пределах Триадона. Так что…