Мать уходит

Tadeusz R'ozewicz

Matka odchodzi

Издание осуществлено при финансовой поддержке Министерства культуры и национального наследия Республики Польша

Издано

Тадеуш Ружевич

Фотографии предоставлены из архива семьи Ружевич.

С давних пор в польской поэзии существовал жанр «тренов» (tren – причитание, траурный плач). Начало ему положил великий польский поэт эпохи Возрождения Ян Кохановский, написавший на смерть своей юной дочурки Уршули поэму «Трены» (1580), состоящую из девятнадцати надгробных плачей. В наше время подобный цикл «Анка» на смерть своей любимой дочери Анны написал Владислав Броневский (1956). Эта традиция жива до сих пор, Недавно молодая поэтесса Анна Аугустыняк создала цикл лирических стихотворений в прозе «Я любила его, когда мать уходила», посвященный умершей матери. Этот цикл нашел уже отклик в сердцах читателей многих стран и теперь ждет своего перевода на русский язык.

Книга, лежащая перед Вами, уважаемые Читатели, уникальна по своей форме и содержанию. Ее написал замечательный польский поэт Тадеуш Ружевич (1921–2014) в честь своей умершей матери Стефании и других умерших членов его семьи. Так что это тоже своеобразный трен, в котором собраны стихи и отрывки прозаических произведений, посвященных матери, отцу и старшему брату поэта Янушу, погибшему от рук гестаповцев в годы Второй мировой войны.

Эта книга, получившая в Польше высшую литературную премию «Ника» за 2000 год, потрясла всю страну. Сейчас она входит в круг обязательного чтения для старших школьников. Вот что пишет одна из читательниц в своем школьном сочинении на тему этой книги [1] :

«Ружевич написал трен своей матери, своему детству и своей юности, в которых Мать занимала такое важное место.

“Мать уходит” – это сто тридцать четыре страницы любви к Матери. Стихи, обращенные к Ней, в которых от Нее всегда исходило добро, но также и страдание, потому что судьба в годы войны лишила ее радости жизни, лишила ее старшего сына Януша.

Стихотворение “Женщина в черном ступает по розам”, входящее в этот сборник, заканчивается словами:

Себя Ружевич тоже, вероятно, относит к “умершим ангелочкам”, который оставил свою Мать, уйдя от нее в лес (Тадеуш участвовал в партизанском движении в 1944-45 гг.), так же как и его старший брат Януш, погибший во время войны. Война, ее жестокость убили и его, хотя он вроде бы и уцелел. Свой запутанный поэтический мир, наполненный неудачными, пустыми и лишенными смысла словами, он противопоставляет простому и прекрасному миру Матери.

В этом сборнике Ружевич публикует свой “Гливицкий дневник”, содержащий записи о последних днях жизни Матери. Он описывает собственную низость, потому что мечтает о каникулах, об отдыхе в лесу, в то время как неподалеку умирает Мать и нуждается в его присутствии, ибо «не может на него наглядеться». Ружевич обвиняет себя в низости – когда-то он обещал отвезти Мать к морю и в горы, но не выполнил своего обещания. Его Мать почти ничего не видела в своей жизни.

Ружевич описывает в этой книге свое детство и Мать – такую, какой он ее запомнил. Он также предоставляет слово своим братьям, Янушу и Станиславу, и их размышлениям. В книге помещены фотографии членов его семьи… Своей же Матери он позволяет рассказать о ее молодости, а также о том моменте, когда он сам появился на свет – 9 октября 1921 года.

“Мать уходит” – это сто тридцать четыре страницы волнения».

Теперь эти страницы передаются в Ваши руки, уважаемые Читатели, и я надеюсь, что знакомство с ними принесет Вам такую же радость и волнение, как и юной читательнице из Польши. Книги, подобные этой, нужны каждому, потому что каждому из нас предстоит пройти тот же путь любви и страданий.

Анатолий Нехай

Теперь, когда я пишу эти слова, взгляд матери покоится на мне. Этот взгляд, добрый и внимательный, молчаливо спрашивает меня: «чем ты расстроен, сынок…?» Отвечаю с улыбкой: «ничего… все в порядке, не беспокойся, мама», «ну-ка, скажи, – продолжает мать – что тебя мучает?» Я отворачиваюсь, гляжу в окно…

Всевидящие глаза матери смотрят на тебя при рождении, смотрят всю жизнь и смотрят после смерти, «с того света». Даже если сын превратится в машину для убийств или хищного зверя, глаза матери продолжают смотреть на него с любовью… продолжают.

Если мать отвратит взгляд от своего ребенка, он заблудится в пути и будет обречен на гибель в мире, лишенном любви и тепла.

Завтра День Матери. День Матери… Я не помню, был ли во времена моего детства такой официальный праздник… В моем детстве каждый день был днем матери. Каждое утро было утром матери. И полдень, и вечер, и ночь.

Знаешь, мама, только тебе я могу сказать это на старости лет, могу сказать, потому что я уже старше тебя… я не посмел сказать тебе этого при жизни… я поэт. Я боялся этого слова, никогда его не говорил отцу… и не знал, допустимо ли говорить что-либо подобное.

Я входил в мир поэзии, будто в свет, а теперь готовлюсь к выходу из него, в темноту… я прошел пешком страну поэзии, видел ее глазами рыбы крота птицы ребенка мужчины и старца, поэтому, так трудно произнести эти два слова: «я поэт», ищешь других слов, чтобы сообщить об этом «факте» миру и матери. Конечно же, мать знает. Мать знает. О том, чтобы сказать что-нибудь подобное отцу мне и в голову не приходило… никогда бы не сказал ему «Папа… отец… я поэт»… я даже не знаю, обратил бы он внимание на такие слова… отец был бы далеко… спросил бы меня (читая газету, обедая, одеваясь, чистя ботинки…) «что ты там (Тадик) говоришь?»… ведь это снова была бы «глупость» или «о чем ты там опять?»… я же не смог бы повторить еще раз, более громко: «Папа… отец… я поэт»… Отец, возможно, оторвал бы взгляд от тарелки, от газеты… смотрит удивленно а может и не смотрит а только кивает головой и говорит «ладно… ладно» или ничего не говорит. Я написал стихотворение «Отец» (в 1954 году) «Идет сквозь мое сердце / старый отец…» и не знаю, прочел ли он его (никогда об этом не сказал ни слова… впрочем я этого стихотворение тоже ему не читал… сейчас 1999 год… и я говорю так тихо, что родители не могут услышать моих слов: «мама, папа, я поэт»… «знаю, сынок», скажет мать, «я всегда это знала», а отец промолвит: «говори ясней, я ничего не слышу»…

Много лет я обещал маме, что сделаю три вещи: повезу ее в Краков, покажу Закопане и горы и поеду с мамой на море. Мама никогда так и не увидела Кракова. Ни Кракова не видела и ни гор (с Морским Оком посредине), ни моря. Я не выполнил обещаний… Со смерти мамы прошло уже почти полвека… (впрочем, календарь и часы интересуют меня все меньше). Прочему же я не отвез ее в Краков и не показал Сукеннице, Мариацкий костел, Вавель… Вислу.

Вот так! Сын жил в Кракове… молодой «многообещающий» поэт… и этот самый поэт, который столько стихов написал для матери и столько для всех матерей… не отвез маму в Краков ни в 1947, ни в 1949 году… Она никогда не напоминала, не упрекала меня.