Мат
Шрифт:
— Это вам виднее. Вы ведь со всеми беседовали.
— Да, — в голосе диктофонного Кларка прозвучала горестная нота. — Мне виднее. Мне действительно виднее. Хотя вы победитель… А вы знаете, сколько до вас было победителей?
— Сорок один умножить на пятьдесят шесть?
— Ноль, — неожиданно тихо произнес голос Кларка».
Эд недоуменно нахмурился.
— А что мне было делать? — вопросил Кларк, обрекая диктофон на вынужденное молчание. — Что? Я, в конце концов, должен был знать, что там произошло. И узнать-то я узнал… Но как! До сих пор не понимаю, как он меня до этого смог довести. Идем дальше.
«— …я первый победил? Приятно.
— Вы не понимаете, — с горечью сказал кларковский
— Вы же сами говорили… — начал голос Майкла.
— Невозможно! — грохнул голос Кларка. — Курс так рассчитан. Вы понимаете, что вы сделали?! Здесь никто не должен побеждать! Здесь невозможно победить! Здесь никто никогда не побеждал! Вы понимаете? За сорок два года — никто и никогда! Вы понимаете? Понимаете?! Неделю за неделей, год за годом я вижу одну и ту же картину: люди договариваются о правилах, четыре дня их нарушают, а под конец отказываются выбрать одного из них. Отказываются! Это — кризис, это — фундамент курса. В этом вся соль. Всегда находится кто-то один, кто первым говорит: «Раз не я, то никто!» А потом это говорят все! Сорок лет уже говорят! О чем бы они ни договаривались, как бы ни играли в демократию, в чем бы ни клялись публично, человеческая натура берет верх! И только в вашем случае они все как один вдруг решили голосовать. Как будто…»
Кларк с кислым видом оборвал тираду, льющуюся из динамика, и хмуро констатировал:
— Первый раз за всю мою карьеру. Орать на кого-то ненамеренно? Даже не знаю, что может быть хуже… Вы знаете?
Эд не знал.
— Да не переживайте вы так, — сказал он. — Это должно было когда-нибудь случиться. Я читал работы Дольже. Он ожидал одну победу в десять лет. Наоборот, разве не хорошо, что при вас?
— Это, — повторил вслед за ним Кларк. — Да, это, несомненно, случилось. И надо было не… Ладно, поехали дальше. А Дольже вы читали поверхностно. Да, он ожидал редкие победы, но вследствие стечения обстоятельств, по причине слабости остальных. И то — это так и не произошло. А в этот раз набор был выше среднего. Один Алекс чего стоил.
Диктофон выдал серию торопливых возмущенных звуков. Кларк с гримасой нажал кнопку перемотки.
«— …хорошо, я победил, вы на это не рассчитывали, это стало сенсацией. Но почему вас это так расстраивает?
— Да потому что вы своей победой вывернули наизнанку всю теорию. Это курс о власти! О настоящей власти. О том, что каждый, кто рвется на верх за властью, должен понять, что в современных корпорациях ее нет! Призрак ее там есть. Фантом. А власти нет. Она — в политике, в армии, в полиции, в организованной преступности, в культах, в религии, в конце концов. Но не в корпорациях. Менеджер во власти — никто. Власть — это когда ты говоришь кому-то вылизать твои ботинки, и он вылизывает. Скулит, но вылизывает. Ненавидит, но вылизывает. Или еще лучше — всем сердцем хочет. Это — власть. Когда ты говоришь кому-то: пойди и умри. И он идет. И даже не задает вопросов. Это — власть. Когда один школьник приказывает другому принести из дому деньги, и тот приносит, — это власть! А попробуй менеджер, да что там менеджер… президент компании сунуть ботинок в лицо подчиненному, и тот ему такую кузькину мать покажет… Из компании с треском уйдет, по судам затаскает и еще деньги огромные отгребет за моральный ущерб. Вот о чем наш курс!
— Я понимаю.
— Нет, вы не понимаете. До конца даже вы это не понимаете. Мы ведь сами не называем это курсом. Мы это называем прививкой. Шоковой терапией для самых талантливых. Это — курс отрезвления, курс очищения перед восхождением на самый верх. Ведро холодной воды после недели страстей. В нашем задании заложено…
— Я понимаю, что в нем заложено, — спокойно повторил голос Майкла.
Голос
— Вы собираете вместе десяток людей, которые привыкли командовать. Матерых, опасных, умных, с фантастическим самомнением. Которые хороши в политике. Которые очень резво идут наверх. Которые не имеют иллюзий о том, что творится начиная с середины пирамиды. И загоняете их в ловушку своим заданием. На самом деле, выборы лидера — это просто декорация. Истинное задание совсем другое — не имея формальной власти над людьми, заставьте их поступиться своей выгодой в вашу пользу. Без каких-либо привычных рычагов. Добровольно.
К пятнице хотя бы некоторые это осознают. И, разумеется, отказываются от такой невыгодной сделки. Тогда на сцене появляетесь вы и произносите речь. Не ту, что вы произнесли сегодня, а настоящую. Которую вы частично произнесли только что. О подлинной власти, о фантоме, о болезни. А под конец вы говорите: вот если бы кто-либо из вас такое сделал, это была бы настоящая власть. Так сказать, квинтэссенция власти. Но никто из вас это сделать не мог, потому что в данных условиях это было невозможно. Голыми руками, дорогие мои, без званий и субординации вы не можете заставить людей даже вытереть нос. Самое страшное, что вы можете сделать с подчиненным — это лишить его работы, тем самым освободив от своей власти, точнее, от ее подобия. Так что поймите это, осознайте это и занимайтесь делом. Играйте в политику сколько угодно, но периодически спрашивайте себя, зачем вы это делаете.
И если ваш искренний ответ будет: потому что власти хочется, вспомните об этой неделе, об этом моменте. О том, как вы прикоснулись к настоящей власти, и о том, насколько она отличалась от того муляжа, который вы видите на работе. И займитесь чем-нибудь другим. Для вашей карьеры это будет лишь полезнее. А хотите власти — ищите ее в других местах. В корпорациях ее просто нет.
Голос Майкла смолк.
— Да, — медленно произнес голос Кларка. — Это вы все правильно сказали. Это вы в точку…
— Я знаю, — все так же бесстрастно ответил ему голос Майкла. — И поэтому еще раз спрашиваю: почему это вас расстраивает? Сорок лет вам уже доказали, что теория идеальна. Аномалии неизбежны».
Эд радостно ухмыльнулся и многозначительно показал Кларку на диктофон.
«— Тем более, — сказал диктофон голосом Майкла, — что это даже не аномалия. Я просто указал вам на слабое звено в организации курса. Поправьте его, замените его — и следующие сорок лет без сбоев вам гарантированы.
— Слабое звено? — с недоумением переспросил голос Кларка.
— Вы спросили меня, собираюсь ли я работать на прежнем месте. Это была, разумеется, не случайность.
— Случайность, — горько усмехнулся голос Кларка. — Хорошо, что вы об этом сами заговорили. Какая уж тут случайность. Все, кроме вас, почему-то считают, что завтра всех вас позовут создавать какой-то фантастический конгломерат. Что победителя поставят всеми командовать. Вас то есть поставят. Они об этом все говорят — кто намеками, кто октрыто. Одним не терпится, другие боятся. Алекс, тот вообще прямым текстом требовал, чтобы я рекомендовал сделать его главным, пока я ему не сообщил, что понятия не имею, о чем речь. Он никак не хотел верить, пришлось показать кое-какие бумаги.
— Алексу?
— Да. А что?
— Ничего. Вы его убедили?
— Вполне. Хотя тот, кто до меня убедил его в обратном, достиг впечатляющих результатов.
Диктофон замолчал.
— Может, вы расскажете, почему только вы ничего не знаете об этом конгломерате? — спросил, наконец, голос Кларка.
— Я не говорил, что не знаю, — ответил голос Майкла. — Я лишь сказал, что никуда не собираюсь переходить. Что же до вашего вопроса, лучше всех на него может ответить Эд».
Щелкнула кнопка.