Мата Хари. Танец любви и смерти
Шрифт:
– Я готов к сражению, моя королева! Все части стоят в боевой готовности!
– … от моего настроения. Так что не порти его. Иди, погуляй где-нибудь пару часиков. Мне надо подумать.
– А потом?..
– Потом посмотрим. Брысь!
– О, моя радость, ты разбиваешь мне сердце!
Маргарета проследила, как насвистывающий польку гусар легкой походкой направился к правому борту, столкнулся там с парой пожилых пассажиров, раскланялся и отправился дальше, словно легкий беззаботный ветерок.
Как хорошо, что она сбежала из Гааги, оставив Анну обживать только что отремонтированный дом! Эдуард просил ее нигде не задерживаться и поскорее вернуться, обещая ждать. Что ж, пусть ждет. О возвращении пока рано думать. Она свободна, при деньгах и хочет хоть немного порадоваться жизни. Надо только решить один вопрос.
Посидев еще немного и хорошенько обдумав ближайшие шаги, Маргарета отправилась к себе в каюту. Там, пошарив во вместительном замшевом кофре (подарок Эдуарда), она достала небольшую коробочку, завернутую в суконную тряпочку. Накинув на плечи мантилью (память о выступлениях в Мадриде), она сунула коробочку под мышку так, чтобы никто не смог ее заметить, и снова направилась на корму.
Облокотившись на перила, Маргарета долго смотрела на пенящуюся за кормой воду. Ей хотелось чего-то страстного, красивого, жизни на грани, оттолкнуться и взлететь чайкой над судном. Помечтав немного, она усмехнулась, возвращаясь на землю. Не меняя позы, она внимательно посмотрела налево, потом направо. Вокруг не было ни души. Все уже собрались в музыкальном салоне, и Мата Хари была одна во всем мире. Тогда она сунула руку под мантилью и достала таинственную коробочку. Еще раз оглядевшись, она швырнула ее в воду. Таинственная ноша мгновенно исчезла в волнах. «Ну вот и все!» – промелькнуло у нее в голове. Закончив загадочную операцию, Маргарета сразу успокоилась и, перестав оглядываться, лениво побрела по палубе скользя глазами по ее надстройкам.
Пребывая в приподнятом настроении, она отправилась в каюту переодеться в вечернее платье. Она решилась на то, что планировала сделать последние несколько дней, и теперь может вздохнуть с облегчением.
А в это время за кормой уходящего на запад судна в толще воды медленно опускалась на дно картонная коробочка, в которой стояли три маленьких флакона – тех самых, что принес Мата Хари германский консул.
Из испанского порта Виго, где пришвартовалась «Зеландия», сеньора МакЛеод-Зелле вместе с сеньором Аллором отправились прямиком в Мадрид, где их пути разошлись. Маргарета хотела задержаться там на пару дней, чтобы погулять по знакомым улочкам, а ее спутник в тот же день умчался в Париж, наобещав массу интересных развлечений, если она поторопиться его догнать.
Маргарета очень любила Мадрид. Любила его за то, что они почти тезки, потому что его название происходит от кельтского слова «магерит» – «большой мост». Любила его за старинные камни, помнящие времена Реконкисты. Любила его за то, что, не цепляясь за старину, он смело шел в новый век, снося старые дома и возводя на их месте новые здания, выполненные в модном стиле «ар-нуво». Любила его неторопливый ритм и его жителей. Любила за то, что он любил ее.
Но Париж звал все сильнее, и спустя два дня она направилась в Хендайю, находящуюся на границе Испании с Францией, чтобы оттуда помчаться в Париж. И снова переезд из одной страны в другую не обошелся без приключений. Имея все необходимые документы, она появилась на пропускном пункте, уверенная, что формальности займут несколько минут, но пограничник вдруг заявил, что ей запрещено ступать на французскую землю. Возмущенная Мата Хари устроила страшный скандал, припоминая имена всех своих влиятельных знакомых, но ничего не помогло. Пришлось тащиться в местную гостиницу, чтобы вкусить все ее незамысловатые радости. Когда же на следующий день, запасшись письмом к одному высокопоставленному другу, она снова явилась на пропускной пункт, готовая стереть всех в порошок, ее пропустили без каких-либо возражений и пожелали счастливого пути.
Озадаченная таким странным приемом, Маргарета благополучно добралась до конечной цели своего путешествия и наконец смогла перевести дух и начать вести тот образ жизни, к которому лежала ее душа, то есть кружить мужчинам головы. Видимо, бесконечные попреки бывшего мужа на Яве не прошли для нее даром – ей все время надо было доказывать, в первую очередь себе, что она все еще красива, успешна и может нравиться представителям противоположного пола.
В этот раз, примчавшись в Париж, она делила свои дни и ночи между вынырнувшим из небытия маркизом де Бофором, Жаном Аллором и другими мужчинами, с которыми сводила ее судьба. Любовь? Нет, шалишь! Только флирт и секс. Хватит с нее любовных переживаний. Всякие охи-вздохи – удел глупых подростков, которым некуда девать свою энергию. Если бы Ромео и Джульетте было не пятнадцать лет, а тридцать, ничего бы такого не случилось в Вероне.
Сидя в компании таких же веселых циников, как и она, среди табачного дыма, абсента, кокаина и женского смеха, Маргарета любила распространяться на эту тему, размахивая папироской, вставленной в длинный мундштук. А ее слушатели аплодировали смелости Мата Хари, не побоявшейся впервые показать свое тело толпе народа, и наперебой делились мыслями о конце «буржуазной морали».
И вдруг произошло чудо, которое любит иногда устраивать жизнь. Вскоре после своего приезда, заглянув в салон мадам Данжвилль, Маргарета встретила свою последнюю любовь – двадцатилетнего капитана первого особого полка Российской армии Вадима Маслова. Того самого Маслова, с которым ей так и не удалось встретиться у Гиме.
Стройный, светлокожий, с красивым лицом и темно-русыми волосами, капитан стоял у граммофона, пытаясь найти пластинку с подходящей для танцев музыкой. Маргарета увидела его профиль и поняла, что пропала.
Проходя мимо, она уронила платок. Он поднял. Она поблагодарила. Он пригласил на танец. Она согласилась. С того момента они стали неразлучны.
Вадим не походил на других мужчин, не пытался выставлять ее напоказ или тут же тащить в постель. Как и Аллор, он читал ей стихи – не только Верлена, но и Рембо, Малларме, Аполлинера, Бодлера, а также по-русски – Пушкина и других поэтов, о которых она совсем ничего не знала. На следующий день он повел ее на концерт Дебюсси, где они сидели рядом, слушая божественные звуки, а потом проводил в отель и, поцеловав руку, удалился, не сделав даже попытки остаться на ночь.
Маргарета растерялась. Казалось, на него не действовали выверенные на десятках мужчин приемы обольщения. И чем дольше он не давался ей в руки, тем сильнее разгоралось в ее сердце чувство, похожее на любовь.
Они гуляли по набережной Сены, и он рассказывал ей о России, а она смотрела на его лицо, и вместо описания Петербурга или Териоки мечтала услышать слова любви. Когда он что-то говорил или декламировал, она смотрела на его лицо, сравнивая с изваяниями греческих юношей Лисиппа или Мирона. Странно, но в гражданской одежде он выглядел не хуже, чем в мундире, но как-то мягче, роднее и ближе. Наконец она не выдержала.
– Вадим, скажите, вы не любите женщин?
Маслов, описывавший в этот момент Невский проспект зимой, непонимающе посмотрел на свою спутницу.
– Почему же, люблю. Я нормальный мужчина, и ничто человеческое мне не чуждо.
– А француженок?
Он по-мальчишески улыбнулся и, подняв руку, поправил выбившуюся из-под ее шляпки прядь волос.
– Люблю. И голландок тоже… Некоторых…
– Так почему же вы…
– Вы очаровательны, Маргарета, но я завтра уезжаю на фронт. И кто знает, что там может произойти. Я не хочу оставлять за собой несбывшиеся надежды и разбитые сердца.