Матабар. II
Шрифт:
— Дурацкие приключения, — прошипел Арди. — Ну почему нельзя просто провести пару-тройку… десяток вечеров в хорошей библиотеке, а не вот это всё…
С этими словами он подошел… нет, вовсе не к двери. А к самому темному месту, куда даже при полуденном солнце и зажженных масляных лампах никогда не падал свет.
Там таилась тьма, не знавшая поражений и претензий на свое безграничное царствование с того самого мгновения, как впервые поселилась, теперь уже, на законной территории безусловных владений.
Иными словами — Арди подошел к стене, а затем, наклонившись, приложил щеку к полу и посмотрел
Он протянул ладонь, заводя её так глубоко, как только мог и, когда коснулся тех мест, куда даже тряпки и швабры прислуги не добирались, замер, после чего, по науке Скасти, открыл сознание окружающему миру.
Он ощутил липкую, немного холодную, пугливую субстанцию, встревоженным котенком старающуюся как можно дальше отодвинуться от чуждого ей тепла кончика пальцев. Арди же, прошептал слова, выученные им из свитков Волчицы.
В этих словах крылись не звуки, а, скорее, образы. Спокойствия, безмятежности и обещания забвения. Именно то, что несла в себе беспристрастная тьма, в которой никто и никогда не знал испуга или тоски. Та тьма, что живет вдали от метаний душ и разума. Совсем другая, нежели её сестра, которой пугают маленьких детей.
И маленькая, испуганная полоска черноты, услышав слова, откликнулась на зов Арди и обвила его пальцы, опускаясь на них холодным, едва ощутимым, покровом незримого шелка.
Юноша же, аккуратно вытащив руку, поднял тьму перед собой и обернулся в неё, как в плащ. Мир вокруг разом посерел и померк, а сам Арди закашлялся и едва не потерял концентрацию.
Он, прежде, редко пользовался искусством Эан’хане так часто, как последние несколько месяцев. На тропах охотников ему это не требовалось, а в Эвергейле — как-то не случалось.
— « Успокойся,» — прошептал он сам себе.
Задышав ровнее, Ардан выпрямился и, ощущая на плечах покров тьмы, подошел к двери. Он не мог закрыть глаз и старался лишний раз не моргать, чтобы не потерять связь с тем истинным миром, что скрывался под пологом видимого неискушенного зрителя. Благо, после тренировок в поместье Анорских, ему удалось отделять нужные ему «детали» от «общей картины».
В играх со Скасти у Арди получалось удерживать подобный Взгляд не дольше нескольких минут. Оставалось только надеяться, что занятие со Звездной Магией действительно влияли на его искусство Эан’хане ибо, если он потеряет концентрацию и перестанет видеть мир таким, каков он есть, то Плащ Тьмы (или, как его называли Звездные Маги — «отвод глаз») мгновенно истает.
Подойдя к двери, Арди аккуратно опустил вниз ручку и, вознеся молитву Спящим Духам, вышел в коридор. В истинном своем виде тот ничем не отличался от того, что видели остальные. Но это и не удивительно, учитывая, как часто его убирали и, скорее всего, как редко здесь происходило нечто из ряда вон выходящее.
Аккуратно ступая по кромке ковра, стараясь не попадать туфлями по глубокому ворсу, а каблуками — по паркету, Арди двигался в сторону, куда его манил запах Бездомного Фае.
И каждый раз, когда он видел проходящих мимо людей, будь то слуги, занимавшиеся бесконечной уборкой, в которую входили
Плащ Тьмы лишь отводил от него взгляд, но это не означало, что кто-то не мог заметить непонятно откуда берущихся следов на ковре (именно для этого Арди и старался не наступать на глубокий ворс), или же услышать цоканья каблуков (потому и не ступал на паркет), а может и дыхания.
Увы, не дышать юноша не мог, так что приходилось делать это очень медленно и осторожно.
Так, петляя по хитросплетениям коридоров, надеясь, что запомнил их переплетения в достаточной степени, чтобы не заблудиться на обратном пути, Ардан в течении едва ли не получаса блуждал по дворцу.
Порой ему приходилось на какое-то время замирать и, от нечего делать, он слушал разговоры слуг и стражи.
Вовсе не подслушивал, а именно — слушал!
Во всяком случае — так он себя успокаивал.
— Как ты думаешь, если Император повелел заложить новые военные верфи, то, мы что, — одна из служанок заозиралась по сторонам и прошептал своей коллеге. — готовимся к войне?
— Я не знаю, Маша, — развела руками её собеседница, продолжая протирать тряпочкой и без того зеркальную поверхность комода. — Но если это так, то сейчас самое время подыскать себе какого-нибудь смазливого офицера. Чтобы пил по-меньше и чтобы в штанах не свербело на каждую юбку.
Первая служанка по имени Маша только отвернулась и поджала губы.
— У меня младший брат скоро достигнет призывного возраста.
— А он собирается стать офицером?
— Нет.
— Тогда мне не интересно.
— Ну тебя…
Служанки удалились в сторону и Ардан отправился дальше. Вскоре ему на пути встретились стражники, не особо собиравшиеся отходить от высоких дверей, украшенных позолотой и гербом Империи. Видимо являлись своеобразной границей разных крыльев.
— Помилование он им выдал, — прокряхтел стражник справа — высокий, худой, мужчина лет сорока с переломанным носом и немного кривой нижней челюстью. — А как по мне, то нельзя было отменять черту оседлости для нелюдей. Жили они себе на севере, глаза никому не мозолили, и всем хорошо было.
— Так сейчас не говорят, Велислав, — покачал головой тот, что слева.
Намного моложе, но тоже со следами войны на лице. В самом прямом смысле — его щеки и правой висок пересекали несколько глубоких, жутких шрамов, явно заштопанных не нитью, а конскими волосами — так, если верить рассказам Плащей, лечили полевые врачи.
— Как не говорят? — переспросил Велислав.
— Нелюди, — напомнил молодой. — Правильно говорить — первородные.
— Первородным у меня брат был старший, — фыркнул возрастной стражник. — погиб под копытами Армондской конницы. И что-то я не видел рядом с ним ни сраных эльфов, ни ублюдочных орков. И уж точно там не дымили свои сигары дворфы. Они, наверное, в тот момент, пока мой первородный старший брат хрипел с пробитыми копытами легкими, купюры в кабаре на сцену кидали.