Матабар
Шрифт:
Глаза Шайи вспыхнули огнем. Таким горячим, что, кажется, снежная стена отступила еще дальше.
— Пробыл с ним несколько дней? — переспросила она. — Я носила Арди девять месяцев под собственным сердцем. Шесть лет я была рядом с ним. Видела, как он борется с ночными кошмарами, как отгоняет от себя злые мысли, когда задерживается его отец. Как спешит утешить и помочь любому, кто только потянется к нему. Невзирая на опасности и преграды. Как….
— Это вовсе не те качества, чтобы бежать среди барсов, самка, — произнес барс и сделал шаг вперед. — Ты сделала свой выбор. У тебя не получилось…
Шайи
Но барс, сделав первый шаг, так и не сорвался в стремительном прыжке. Он стоял, не сдвинувшись, и смотрел себе под ноги.
Маленькие, озябшие, посиневшие пальцы легли тому на шерсть.
Арди, все еще пребывавший без сознания в странном сне, каким-то чудом дотянулся до барса и попытался схватить его за лапу.
Потянулись длинные секунды, сливаясь в томительные минуты молчания. Пока, наконец, Эргар не произнес.
— Я не знаю, что из этого получится, старик, — прошептал он. — За тысячи лет, что духи гор, лесов и озер берегли и учили Первых Охотников, еще не было такого, чтобы детеныш обучался у чужого учителя.
— Это так, — кивнул дедушка. — но, может, именно поэтому, потому что мы следовали предначертанному, то перед тобой сейчас лежит последний нашей крови? Последний матабар?
Барс перевел взгляд на дедушку. Они какое-то время безмолвно общались, после чего Эргар отвернулся. Он обхватил Арди одним из хвостов и бережно опустил на свою широкую спину. Не оборачиваясь, барс произнес:
— Он либо вернется охотником, — и Шайи знала, что зверь обращается именно к ней. — либо не вернется вовсе.
И в следующее мгновение на капище сверкнула молния и обрушилась вьюга, мгновенно скрывшая барса из виду. И только протяжный женский плач, пронзавший вой ветра, доносился вслед спящему мальчику, уносящемуся вглубь древних гор.
Глава 5
Арди хорошо знал это чувство. Когда уже проснулся, но так не хочется открывать глаза. Лежишь, слегка высунув лицо, позволяя утреннему солнцу приближающейся осени ласкать не только уютное одеяло, в которое окутался с ног до головы, но и подставленный кончик носа.
Лучики тепла слегка щекотят веки, а уши ловят редкие, тихие шаги по пока еще тоже дремлющему дому. Где-то половица проскрипит, оповещая кухню о том, что мама скоро начнет приготовление завтрака. Может быть, даже сделает черничные оладья…
Зажурчит вода в навесном умывальнике — это дедушка забавно фыркая, умудряется, собрав воду в ладони, не только умыть лицо, но и половину тела.
И ты лежишь в кровати, слушаешь все это, знаешь, что уже не спишь, но так не хочешь вставать. Ведь впереди дела, заботы, что-то делать, куда-то идти, а здесь так спокойно.
Еще пару минут. Просто пару минут. В тепле. Уюте.
Дома.
Арди знал это чувство. И потому не мог спутать его с тем, что испытывал сейчас.
Он лежал на чем-то промерзлом и грубом, что кололо ему бок и мяло ребра. Солнце, дерзкое и острое, резало лицо брызгами еще горячего, золотого рассвета. Не было ни одеяла, ни скрипа, ни запаха черничных оладий. Здесь пахло иначе.
Сыростью. Затхлостью. Камнями и снегом.
Арди съежился.
Ему было холодно.
Но не так холодно снаружи, как внутри. Раз за разом перед его внутренним взором пролетали сцены в которых могучий егерь сражался с монстром. Вот-вот он должен был одержать победу, чудовище пало бы к его ногам, но нет — тварь как-то схитрила. Обманула Гектора. Умудрилась выкрасть заслуженную победу. Нет, его отец не мог проиграть. Он не мог ум…
Арди сжался в маленький комочек. По щекам ребенка, оставляя горячие полоски, падали крупные капли слез.
Его мало волновало почему вокруг пахнет камнями и горой, почему ветер пронизывает до самых костей. Все, чего хотел мальчик в эту секунду, это проснуться. Понять, что его опять мучают кошмары, но стоит дойти до родительской комнаты, взяться за поручень их кровати, и все уйдет. Все беды пройдут. Ночные кошмары станут смешными и незначительными на фоне теплого взгляда материнских глаз и отцовского смеха.
Но он не просыпался.
— Я знаю, что ты не спишь, детеныш.
Арди вздрогнул, услышав нечеловеческий рык. Сперва он подумал, что ему почудилось, затем — не мог понять, почему рык казался ему смутно знакомым, но стоило найти в себе силы открыть глаза, как все встало на свои места.
Он лежал посреди темной, чуть сырой пещеры. Но не потому, что сюда заливали дожди, или с пологого свода капала вода, нет. Вовсе не поэтому.
Арди непроизвольно отшатнулся в сторону.
За те годы, что он провел в доме на излучине горной реки мальчик успел привыкнуть к виду крови. Когда мама свежевала дичь или отец, вернувшись с удачной охоты, снимал шкуры с добычи.
Кровь не была для Арди чем-то чуждым или неприятным. Он относился к ней спокойно. Как к чужой, так и к своей.
Но, все же, между тем, что вязко, сродни болотной трясине, текло по камням темного логова и тем, что мальчик видел на кухне пролегала целая пропасть отличий.
Глубокая и темная.
Мальчик не стал в неё вглядываться.
Ему хватало вида барса, величиной с дикую лошадь, за которыми Арди порой наблюдал с высоты Ястребиного Утеса. И, наверное, нормальный мальчик должен был бы испугаться длинных, окровавленных клыков размером с ладонь, когтей, разрывавших еще дергавшуюся плоть горного козла, но не Арди. Ребенка нисколько не тронуло даже то, что глаза козла, еще не остекленевшие, таящие в себе последние крупицы жизни, напоминали янтарным цветом его собственные.
Хотелось бы сказать, что такое даже не спокойствие, а отрешение от происходящего было связано с тем, что в барсе и его слегка дергающихся переплетающихся хвостах Арди узнал Эргара, того, кого он еще недавно считал своей игрушкой, но нет.
Ему было как-то… все равно.
Все равно, что белоснежная шерсть зверя, покрытая синими пятнами, сбилась в тошнотворные алые комья, что усы на морде напоминали гирлянды. Только не такие, как делали папа с мамой в канун Восхождения, а… уродливые. С ошметками внутренних органов, плоти, с капающей на землю кровью и слюной.