Математическое ожидание случайной величины
Шрифт:
Жидкости, сопровождающие эксплуатацию автомобилей, оставляют на асфальтах жалкие пятна. Локомотивы в этом наследии погораздовее будут. От них всюду лужи с непредсказуемой глубиной, и агрессивностью состава содержания. На путях, в депо, на ямах, где локомотивам профилактически, что-то крутят, приваривают, и промывают, постоянно заливают, меняя одно вонючее, черное, на не менее вонючее другое.
Вид с уровня шпал, на удалении не более полуметра, от габаритов вагонов, проезжающего натужно товарняка, обусловленный спецификой разбивки обоснования вдоль главного пути, с непривычки ужасает и вводит в оцепенение. Выводит из него лишь пофигизм вверенного контингента рабочего класса, набранного исполнять съемочный
Но, если по главному летит пассажирский состав, то все на удивление дисциплинированны. Как по команде, отворачиваются к поезду спинами и, присев, укрываются припасенными заранее тряпками, газетами или кусками полиэтилена. У каждого, из бывалых на путях, заныкан свой экран. По первости, я с очарованным с детства лицом, и раскрытым ртом разглядывал надписи на табличках следования, и лица пассажиров в трансе движения, воткнутые в горизонт. Пока не обдало прохладной влагой, далеко не живительной, в жаркий полдень, от пролетавшего мимо вагонного туалета. С тех пор, навсегда понял гигантскую разность романтики дальних странствий внутри вагона, и снаружи его.
Не приведи Господь завершать с исправительным контингентом, рабочий день посреди сортировочного депо, путей на двадцать. Обойти составы, непредсказуемые по положению стояния, при полном отсутствии информации о том, какой и когда тронется, считалось слишком примитивным жизненным комплектом удовольствий. Отважным разумом, пути преодолеваются кратчайшим путем. Пролезанием под вагонами. Иногда под страшный грохот начального импульса их движения. И, если, творческий коллектив производственной бригады решил двигаться к автозаку, вечернего сбора по камерам ИВС, под вагонами, то никакие дипломы начальника, опыт, уставы, статусы и звания им в этом не помеха, ни разу. Единственной гарантией целостности и сохранности бригады по концу работ остается только солидарный риск, в преодолении путей под составами.
По первым месяцу – двум, богатого и тесного общения, образованной и культурной части экспедиции с рабочим классом, в перечисленном выше стрессе, и адекватном ему лексиконе, всё наносное, и деланное долгими годами: музыкальных школ, кружков театрального мастерства, и бальных танцев, шахматных клубов, и прочих атрибутов внеклассного воспитания, укрепленное полусотней гуманитарных и технических дисциплин, успешно сданных на экзаменах в ВУЗе, растворяется и тает в местном скупом диалекте, сокращаясь до абсолютной достаточности трех-четырех десятков слов, от трех до пяти букв, в каждом.
Зато приобретается цепкий навык, считывать масть и рамс представителя блатного мира, общей судьбою, пересекаемого в пространстве, на отведенном фронте работ. А в их мире, не всякому и руку-то, пожать можно. Дабы, самому, еще и рукопожатность сохранить.
– Сергей, – протянул, привычно, я собеседнику руку, будучи еще не в неведении тонкостей местного протокола.
После трех дней пути, в плацкартном Москва-Ташкент, полусмраде без кондиционеров, в голове еще постукивал ритм, и туловище пошатывало. Со, свежим еще, воспоминанием, деловых традиций годовой давности преддипломной практики, проведенной на Памире, в системе академии наук СССР, я пока не отдавал себе отчета в принципиальной разности нравов и обычаев, свойственных науке и производству.
Валек оглядел меня еще раз, сверху вниз, с выражением на лице исследователя насекомых, и осторожно позволил себя за руку подержать.
– Не, ну так-то, хрен тя знает, – сказал он. Приличные люди за тебя сообщили, мол, человек ты с понятием. И даже работящий. Посмотрим, оно как.
После сказанного он извлек откуда-то бутылку зеленого стекла, формата тех, в которые в Москве разливали исключительно лимонад. На этой красовалась надпись: «Вермут», и венчала сие совершенство, крышка с козырьком по типу водочной «пей до дна», не предусматривающую, даже самой робкой мысли о возможности, о закрытии ею горлышка, после вскрытия.
Интерьер, отведенного мне места обитания, не изобиловал избытком мебели. Помимо кровати была вешалка из гвоздей, вбитых в стену, и полуметровой ширины подоконник, служивший столом и полкой одновременно. Рядом стоял табурет.
Валек присел на кровать, придвинул табурет, накрыл его газетой и поставил открытую бутыль.
– Местный шато лафит, пояснил он. – Не отравишься. Проверено не одной цистерной. Давай. За знакомство.
Я подумал, было про стаканы и закуску. Но только подумал. Сразу и понял, что безаппеляционное предложение торжественно празднования, нашего знакомства, в столь аскетичной достаточности момента, видимо, обусловлено высшими смыслами и экономией времени для чего-то более важного жизненно. Не пытаясь даже выявить удивления или, что хуже, сопротивления, я представил себе, что если бы это был не Валёк, а инопланетянин, и мне, как гражданину нашей планеты выпала высокая честь установления первого контакта с неземным разумом, я вскинул пузырь и сделал несколько хороших глотков «из горла». При этом, лоб морщило загадочно сказанное им: «приличные люди сообщили». Кто же мог дать мне рекомендации? Напиток оказался на удивление съедобным, что лишний раз подтвердило истину о недоказанности теоремы адекватности содержания форме. На досуге следует проработать обосновательную часть этой научной проблемы, подумал я, оценивая ополовиненную бутылку.
– Ты прям как из пустыни, выбрался? Никак неделю жажда мучила? – засмеялся Валёк.
– Дают – бери. Так бабушка учила. Я всех ваших обычаев еще не знаю.
– Подождал бы чуток. Я рыжему, скомандовал, он стаканы и закусь принести должен вот-вот. Да и стол хотя бы. Мы, ж, геодезисты, после поля, помимо пьянки, еще и с бумагами работаем. Без стола никак. Ты чего, ж за три дня тут не обустроился сам-то?
И, не дождавшись моего объяснения, подытожил, сняв все мои умственные терзания по источнику рекомендаций.
– В академиях наук, практику проходил? Женька мой однокурсник, у тебя записатором на триангуляции был. Вспомнил? Вот он мне и отсиганлил, мол, приедет, кадр, присмотрись. Только, я так тебе скажу, здесь на железной дороге совсем другие «ифимириды звёзд!». Скоро поймешь. Допивай уж, чего зло-то оставлять?
Икебана
Робкий стук в дверь и её медленное скрипучее открытие явило в проеме два персонажа в полевой форме, аналогичной по стилю прикиду Виола.
– Видать одного кутюрье коллекция, – подумал я, сдерживая улыбку от догадки.
– Двое из ларца, одинаковых шлица! – прокомментировал их явление Валёк, и в его интонации чувствовалось начальственное превосходство над подчиненными, которым едва перевалило лет за 18.
– Оба с левой резьбой, – продолжил он протокольное представление.
– Как не прикручивай, свинтят в самое ответственное время. Подобрать к кому-либо из инженеров, к их творческому потенциалу ключ или отвертку, чтобы ввинтились на место в работу нашей партии (не той, указал о глазами наверх), а этой, земной никак. Второй сезон работают. Выпускники какого-то арбузодробильного техникума.