Математика любви
Шрифт:
– Я… прошу вас простить меня, майор, – промолвила она. – Понимаете… я не думала, когда приходской священник из Керси написал папе… И вы так хорошо отнеслись к Тому… заботились о нем. Но, видите ли, ваша… война… И я чувствую, что не имею права просить вас терпеть озорство и непослушание Тома.
– Пожалуйста, миссис Гриншоу, умоляю вас не чувствовать себя обязанной объяснять мне что-либо. Пожалуй, я даже лучше вас понимаю, что являюсь неподходящим претендентом на вашу руку. Если вы твердо решили, что мы не подходим друг другу, то не о чем более говорить. Вы сами скажете отцу об этом или предпочтете, во избежание недоразумений, чтобы это сделал я?
Поскольку мое отсутствие в Керси пришлось на самый разгар лета, по возвращении туда я обнаружил, что моего внимания требуют столько неотложных дел, что было просто некогда предаваться тоске и меланхолии.
Моя дорогая мисс Дурвард!
Ваше письмо доставило мне несказанное удовольствие, и я был очень рад узнать, что здоровье мастера Тома продолжает улучшаться. Умоляю вас передать ему, что движение походным порядком является наилучшим занятием для 1-го батальона Именинного полка, пусть даже фигурки солдат изготовлены таким неумелым подмастерьем, как я. А военные маневры на покрывале кровати наилучшим образом смогут поддержать их физическую форму по сравнению с дальнейшей пересылкой по почте.
Спешу заверить вас, что питаю к миссис Гриншоу лишь чувство искреннего восхищения ее манерами и благодарность за ее честность. Вполне естественно, что молодая леди, которая желает обрести в муже наставника и защитника, не могла не обратить внимания на мое увечье. Что касается прочих моих достоинств, то сам я отнюдь неуверен в том, что они перевешивают физический недостаток. Если ваша матушка благосклонно и с пониманием относится к нашей переписке, то мне остается надеяться, что и ваша сестра не будет испытывать чувства неловкости.
Я с радостью готов изложить вам описание и короткие, иногда забавные, истории последних войн, услышать которые вы были лишены возможности из-за того, что ухаживали за племянником. Мне бы не хотелось, чтобы вы думали, будто я не получал удовольствия от пребывания в обществе вашей сестры и ваших родителей. Однако же я не мог отделаться от чувства, что мое повествование было бы намного более живым и точным, если бы вы направляли его вопросами, руководствуясь при этом своими весьма обширными знаниями. И хотя я не берусь утверждать, что моим рассказам присуща историческая завершенность или иные литературные достоинства, в том случае, если письменные свидетельства очевидца тех событий помогут вам в работе или же просто скрасят вам или вашей семье часы досуга, я сочту свою миссию выполненной. С нетерпением ожидаю, когда у вас выдастся свободная минута, чтобы сообщить мне, что именно вы хотели бы узнать и какие истории могли бы наилучшим образом развлечь ваше семейство. Я обнаружил, что женщины без должного почтения относятся к пространным описаниям военной стратегии и передислокации войск. Я отдаю себе отчет в том, что в целом прекрасный пол проявляет больший интерес к второстепенным деталям, способным, однако же, сделать жизнь счастливой или полной мучений, посему не собираюсь утомлять вас многословным изложением отдельных событий военной истории. Боюсь, что в этом случае мое письмо будет представлять интерес лишь для вашей горничной и с его помощью она сможет разжечь огонь в камине или накрутить волосы на папильотки. Когда для работы вам понадобится информация технического характера, я постараюсь изложить ее на отдельном листе, приложенном к письму, и надеюсь, что она будет стоить тех лишних денег, которые почтовое министерство возьмет с вас за его доставку.
Вы совершенно справедливо заметили, что темой для большинства моих забавных историй и анекдотов служит еда либо же ее отсутствие. Полагаю, что мудрость нашего последнего военного оппонента Бонапарта выражается, среди прочего, и в его утверждении, что армия идет вперед только на собственном желудке. Хотя я должен заметить, что один из моих приятелей, лейтенант Барри, который нашел отдохновение в военной истории, тогда как я предпочитаю черпать его в творчестве Виргилия или Вордсворта, утверждал, что Бонапарт позаимствовал эту сентенцию у самого Фридриха Великого. Если это и в самом деле так, то этот факт можно счесть лишним доказательством
Как правило, мы испытывали недостаток одного только хлеба. А для того чтобы найти мясо, требовалось лишь несколько минут работы с ножом и крупный рогатый скот, которого всегда было в избытке, тогда как зерно превращается в хлеб лишь после его помола, выпечки и прочих увлекательных и продолжительных процессов. Однако же иногда случается так, что требования военной стратегии и желудка совпадают, как и случилось перед самой битвой у Сабугаля, когда мы наткнулись на арьергард французов, которые мололи зерно на мельнице…
На этом я должен прерваться на некоторое время, дабы убедиться в благополучной отправке этих страниц к месту назначения из рук вашего покорного слуги
Стивена Фэрхерста.
Начиная с сенокоса и заканчивая сбором орехов, в нашей округе не нашлось бы ни одного человека, у которого достало бы времени на что-либо еще, помимо работы и сна. Если я поднимал взор к небесам, то только затем, чтобы попытаться угадать, будет ли завтра дождь. А если мне вспоминалась Испания, то только потому, что хотелось благословить неяркое и нежаркое англо-саксонское солнышко и его неспешное движение по небосклону. Урожай, по словам моего управляющего, ожидался небогатый. Тем важнее для нас было собрать и сберечь каждое зернышко. И вот твердые и упругие стебли пшеницы и ячменя пали под напором наступающих лезвий кос и серпов.
Пали для того, чтобы гордо подняться вновь, уже в виде копен и стогов на вспаханной земле. Большие кони дремали на солнце, прядая ушами и отгоняя назойливых мух в ожидании, пока их нагрузят снопами, которые они повезут сначала на молотилку, а уже оттуда обмолоченное зерно в амбары. Кровельщики трудились не покладая рук на верхушках стогов, их быстрые фигуры мелькали на фоне лазоревого неба, а в огородах бережно собирали последнюю морковь, репу и картофель. Мои крестьяне заквашивали капусту, смывали и сбивали сыры, собирали и сушили майоран, мяту и мелиссу. Дети собирали горох и бобы, после чего уже взрослые закладывали их в кладовые на хранение. Река отдавала камыш и рыбу, которую ловили и солили впрок. Повсюду валили старые деревья, и у двери каждого дома росли груды бревен и поленницы дров. Стайки весело смеющихся девушек искололи пальцы и изорвали передники о ежевику, и губы их были перепачканы ягодным соком. Малыши прочесывали высокую траву, которую лекари и знахари громко именовали ежей сборной, в поисках последних птичьих яиц, чтобы те случайно не избежали бальзамирования в кувшинах с желатином. Свиньи жадно рылись в желудях и паданцах, не обращая внимания на ос: вероятно, они догадывались, что их конец близок. А овцы, меченные красной охрой, одна за другой получали отсрочку смертного приговора.
Вот так мы собирали, свозили и закладывали на хранение первые плоды своих усилий, долженствующих уберечь мою деревню и земли от небрежения и нищеты, в которую они впали в последние годы жизни моего покойного кузена. Но по мере того как золотые деньки становились все прохладнее и короче, трудов праведных, способных погрузить мое тело и ум в состояние умиротворенной усталости, становилось все меньше, и передо мной в полный рост встали последствия разумного решения миссис Гриншоу.
Нельзя сказать, чтобы я горел желанием обзавестись супругой, которая не любила бы меня, о чем я не переставал напоминать себе, стоя в библиотеке поместья Керси в канун Дня Всех Святых со стаканом бренди в руке и наблюдая за деревенскими парнями, которые гуськом маршировали к двери на кухню, размахивая импровизированными лампами из тыквы и репы с вырезанными страшными рожицами. Миновал уже год с той поры, когда я впервые прибыл в Керси, и сейчас деревня лежала передо мной в туманной дымке, поскольку наступил тот час, когда дневной свет уже угасает, но лампы и фонари еще не зажглись. И тут мне в голову пришла крамольная мысль. Быть может, оно и к лучшему, что в этом воздухе, напоенном воспоминаниями, которые я привез с собой из Испании, не будет слышаться шуршание дамских юбок в гостиных, мебель в которых укрыта сейчас чехлами из голландского полотна. И точно так же не будет звучать ее ясный, высокий голос, обсуждающий слуг и постельное белье, или не будет ощущаться ее благоуханное, супружеское присутствие в моей постели.