Матерь Тьма
Шрифт:
– Никто меня не унижает, – возразил я. – Никто даже не знает, жив ли я.
Крафту не терпелось прочитать мои пьесы. Узнав, что у меня нет ни одного экземпляра, он заставил меня пересказывать каждую пьесу сцену за сценой – играть их для него. Заявил, что пьесы великолепны.
Мне кажется, он просто влюблен в само искусство, а не в то, что вышло из-под моего пера.
– Искусство, искусство, искусство, – сказал Крафт мне однажды вечером. – Почему мне потребовалось столько времени, чтобы понять его значение? В молодости я относился к искусству с презрительным высокомерием. А теперь, когда о нем думаю, хочется упасть на колени и плакать.
Была поздняя осень. Вернулся сезон устриц, и мы поедали их дюжинами. Я был знаком с Крафтом примерно год.
– Говард, будущие цивилизации – лучшие, чем наша, – станут оценивать людей по способности к искусствам. Нас с тобой, если какой-нибудь археолог обнаружит чудом сохранившиеся на городской свалке наши работы, будут судить по качеству наших произведений. Ничто другое не будет иметь значения.
– Неужели? – недоверчиво пробурчал я.
– Тебе надо снова сочинять. Маргаритки цветут, как положено маргариткам, розы – как положено розам, ты же должны раскрыться как писатель, а я – как художник. В остальном мы не интересны.
– Мертвецы хорошо не пишут, – отозвался я.
– Ты не мертвец! – возмутился Крафт. – Ты полон идей.
– Пустые слова.
– Нет, не пустые! Все, что тебе нужно для этого, – женщина. И ты будешь сочинять еще лучше.
– Что нужно? – переспросил я.
– Женщина, – ответил Крафт.
– Откуда у тебя такие мысли? – поинтересовался я. – Устрицами объелся? Может, ты начнешь, а я – потом?
– Нет, я слишком стар, мне это не принесет пользы, а вот тебе – поможет.
В который раз, пытаясь отделить истину от фальши, я прихожу к выводу, что Крафт действительно так думал. Он хотел, чтобы я снова стал писать, и верил, что для этого необходима женщина.
– Я даже готов пойти на унижение и попытаться снова быть мужчиной, если ты тоже найдешь женщину.
– У меня есть женщина, – промолвил я.
– У тебя была женщина, – поправил Крафт. – Это большая разница.
– Я не хочу об этом говорить.
– А я все равно буду!
– Что ж, говори, – усмехнулся я, поднимаясь из-за стола. – Изображай свата, сколько хочешь. А я пойду вниз, посмотрю, что хорошего принес сегодня почтальон.
Разговор раздражал меня, и я двинулся вниз не только для того, чтобы заглянуть в почтовый ящик. Просто хотел успокоиться. Я не жаждал увидеть почту – часто по нескольку дней я не заглядывал в почтовый ящик. Что мне приносили? Чеки на дивиденды, извещения о собраниях акционеров, разная чепуха, адресованная «владельцу почтового ящика», рекламы книг и аппаратов, якобы полезных в области образования.
Конец ознакомительного фрагмента.