Материнский инстинкт

Манило Лина

Проплакав еще немного, решила подняться и сварить кофе — мне срочно нужен был допинг, средство, способное хоть немного взбодрить. С некоторых пор совсем перестала пить, но от кофе так и не смогла отказаться. А, собственно говоря, ради чего отказываться? Ради ребенка, который мне был не нужен? Ради здоровья, которое мне незачем было беречь? Но пытаясь встать, почувствовала, как нестерпимо заболела спина. Тело мгновенно покрылось холодным потом, и сотни мурашек принялись бегать по коже. Мой большой живот, ночью ничем не утянутый, делал меня неповоротливой и неуклюжей. Я ненавидела себя такой — толстой и, будто, распухшей.

От боли в пояснице потемнело в глазах, и закружилась голова — казалось, что еще немного, и я умру, настолько было больно. И тогда с ужасом поняла, что Серафима не обманула — час Х наступил несколько раньше той даты, которую я высчитала. Не знала,

что делать, куда бежать и что предпринять. До последнего не задумывалась, как же на самом деле собираюсь рожать? Было больно, все тело ломило, в поясницу будто вогнали лом во всю длину, а живот, казалось, разрывался изнутри. Снова попыталась встать, на этот раз успешно, но почувствовала, как из меня прямо на пол что-то выпало. Не сразу решилась посмотреть, что же это такое там лежит. Звук при падении был противный, будто на пол упустила сырое мясо — хлюпающий и мерзкий. Единственное, в чем была точно уверена — это не ребенок. Когда посмотрела на пол под своими ногами, то поняла, что это кровавый сгусток величиной с куриное яйцо. Тошнота поднялась к самому горлу, и я пулей помчалась в туалет, где и избавилась от переваренного ужина. И куда только делась моя неуклюжесть, когда я горной ланью бежала в туалет?

Сидя на прохладном кафельном полу, поняла, что весь тот страх, что испытывала до этой минуты — ничто, по сравнению с тем, что ощущала в этот момент. А еще было нестерпимо больно — не знала, сколько еще смогу выносить эту муку. Боль накатывала волнами, отпуская примерно минут на сорок. Скорее всего, начинались схватки. Я была в ужасе, одно спасало — обещание Серафимы, что ее волшебная бутылочка поможет мне. И я верила в это обещание, как ни во что раньше, а иначе что оставалось делать?

Конечно, за время беременности я перечитала довольно много специализированной литературы, чтобы быть во все оружие. Но именно сейчас, когда нужно было что-то делать, я полностью растерялась. Все еще сидя на полу, принялась надрывно рыдать и проклинать все на свете. Мне было так плохо, как никогда не было ранее. Мне хотелось одновременно спать, пить, есть, плакать и умереть. Причем ни на что из вышеперечисленного сил практически не было.

Снова попыталась подняться на ноги, опираясь на стены и ощутила, как теплая волна спускается по моим ногам. Посмотрев вниз, с ужасом поняла, что это кровь. Кровь вытекала тонкими струйками, и на белом кафеле расползалось большое алое пятно.

Я боролась с собой и своим желанием позвонить в больницу, чтобы мной начали заниматься опытные врачи. Боялась, что не справлюсь сама ни за что на свете и обязательно погибну. Но перспектива умереть не пугала меня — я давно уже разучилась любить жизнь, но я не хотела всех этих вопросов, которые неминуемо последуют, стоит врачам скорой помощи переступить мой порог. Да и поздно уже — роды, по всей видимости, должны были начаться с минуты на минуту. И я все еще надеялась на чудо, что способна подарить мне волшебная бутылочка.

Я часто думала, что же внутри нее плещется. Может, травяной сбор? Или обычная заговоренная вода? А может даже и кислота какая-то, которая лишит жизни не только моего ребенка, но и выжжет все мои внутренние органы. Но выбора не было и я, превозмогая боль и стараясь не обращать внимания на кровотечение, медленно пошла, держась за стенку, в комнату. Именно там, на журнальном столике и стоял заветный пузырек.

На миг заколебалась. Я не была в больнице, не сдавала анализов, не ходила на УЗИ. Не знаю, здоров ли ребенок, способен ли к жизни. Я так долго его ненавидела, так сильно утягивала живот, что, скорее всего у него все внутренние органы повреждены. Наверное, его кости закручены как моток бельевой веревки. Но я ощущала каждый день, как он бился внутри, как доказывал, что еще жив, напоминая о себе днем и ночью робкими толчками. На мгновение мне стало его жалко. Вернее, жалко мне было по-прежнему только себя, но я впервые задумалась о том, каков мой сын. Что-то очень отдаленно похожее на материнский инстинкт зашевелилось внутри. Но в тот же самый миг поняла, сколько всего потеряю, если надумаю его оставить. Я останусь без работы, без друзей, без средств к существованию. Придется всем и каждому объяснять, где я его взяла и что это за ребенок. А если он болен? Где брать деньги на его лечение? Но самое ужасное в этой ситуации было то, что я потеряю Рому. Я так сильно любила этого мужчину, что переставала дышать, думая, что он может оставить меня. Нет уж, никакого сочувствия, никакого сострадания — я не собиралась портить себе всю жизнь из-за сына от насильника и урода.

Я отбросила сомнения и открыла

бутылочку.

Слава богу, внутри не плескалась обжигающая внутренние органы кислота. Но что за жидкость мне подсунули угадать так и не удалось. Легкий травянистый аромат и абсолютно никакого вкуса. Отпила маленький глоточек, размышляя, пить дальше или нет, но пока думала, схватки участились, а спина начала болеть так, словно кто-то намеревался разломить меня на две части в районе поясницы. Подумав еще немного, залпом, как и велела Серафима, допила все до последней капли. Резкая боль, будто внутрь живота мне засунули раскаленное железо, пронзила, и я согнулась буквально пополам. Дыхание перехватило, я не могла уже понять, жива или уже на том свете жду своей очереди. Сознание медленно угасало, но в голове была одна мысль: «Серафима велела сразу же выкинуть бутылку в окно». Кое-как подошла к окну, пыталась дотянуться до ручки, чтобы открыть створку, но неожиданно тьма окутала меня со всех сторон, норовя утащить мой разум, поселив его в своих страшных коридорах. В обморок я упала так неожиданно, что даже не поняла, удалось ли все-таки выкинуть эту чертову бутылку или нет. Хотелось надеяться, что да.

Последнее, о чем подумала: «Ничего себе роды без проблем».

Глава 18

Не знаю, сколько пребывала без сознания, но когда открыла глаза, увидела, что за окном, которое я так и не успела открыть, сгустилась плотная непроглядная тьма, хотя первые схватки ощутила примерно в восемь утра. Значит, в обмороке была не менее двенадцати часов. Я лежала на полу, вглядываясь во тьму, в которую погрузилась комната, и не знала, что же могло произойти за все то время, что была выдернута из реальности. Может, уже умерла? Было очень страшно. И мокро. Наверное, за то время, что находилась по ту сторону реальности отошли воды. А еще очень больно, будто спину мою рвала на части неизвестная сила. Аккуратно потрогала живот - большой, круглый и с горечью отметила, что ничего еще не кончено. Ребенок по-прежнему находился внутри меня, но только вот жив ли он? Я надеялась, что да, потому что как по-другому мне удастся родить его? Самой, без посторонней помощи.

Вдруг ощутила сильный толчок внизу живота, живот напрягся, угрожая в любую секунду разорваться на части, как перекаченный насосом футбольный мяч. Невыносимая в своей силе боль пронзила тело, я закричала, не сдержавшись. Никогда ранее ничего подобного не ощущала, слезы брызнули из глаз. В тот момент не задумывалась, что мои вопли могут услышать не в меру любопытные соседи, которым всегда и до всего есть дело. Я не могла сопротивляться крику, рвавшемуся изнутри. Не задумывалась, сколько всего потеряю, если кто-то услышит мои вопли - просто не могла не кричать, до того больно было.

Схватки накатывали волнами, лишали рассудка, заставляли орать все сильнее и сильнее, но мне все-таки удалось взять себя в руки и, засунув кулак в рот, сдерживать истерику. Мне казалось, что вся нижняя часть тела искромсана, разорвана - настолько было больно. Дыхание сдавило, я почти не могла дышать, а сердце колотилось в груди так, что ребра болели. Я выдавливала из себя ребенка, зная, что если ему не помочь, то эта мука никогда не закончится. Не знаю, сколько длились мучения - совсем потеряла ощущение реальности, но через какое-то время почувствовала, что дышать стало немного легче, боль разом отступила, а давление внизу живота уменьшилось. Будто я освободилась от того, что разрывало изнутри. Я лежала, замерев, тяжело дыша, ощущая, как сильно вспотела - мокрые волосы облепили лицо.

Некоторое время лежала, пытаясь отдышаться, восстановить дыхание и сердечный ритм. Вокруг была полная тишина, ребенок, которого родила, не шевелился и даже не пищал. Почувствовала настоящее облегчение от мысли, что он все-таки умер. А иначе, как по-другому? Живой бы закричал, увидев свет, а этот даже не сопит.

Но мне было нужно подняться и включить свет. Я хотела разобраться с последствиями родов, избавиться от ребенка. Нельзя же было оставить его в комнате на полу. Хотя и не хотела его, ненавидела, но я же не зверь какой-то - можно же похоронить его под каким-нибудь деревом. Кряхтя и охая, поднялась кое-как на ноги и медленно, превозмогая боль и дикую усталость, прошла к выключателю. Нажав на кнопку, на секунду зажмурилась от яркого света, которым наполнилась комната. Даже сквозь сомкнутые веки свет причинял боль глазам, а я все еще продолжала прислушиваться - вдруг ребенок все-таки заплачет. Но нет, в комнате стояла такая тишина, что не слышала абсолютно ничего, кроме биения собственного сердца. Немного успокоившись, рискнула открыть глаза.