Матильда
Шрифт:
Даже если допустить, что все это лишь плод моего безумного воображения и на одного достойного приходится по десять канцелярских крыс, десять чистильщиков овощей, десять злобных и сварливых и еще с десяток тех, кто через пень колоду и без всякого на то призвания тащится к диплому о профессиональной подготовке, десяток тех, кто просто пристроился поработать, за неимением лучшего, и до конца дней своих будет высчитывать свои отработанные часы, свои ожоги и свои очистки — смирившихся, желчных и уж, само собою, обескураживающих и обескураженных, что в общем нормально при такой работе, — так вот, даже если все
О да.
Именно так.
Ошибаюсь ли я, все сводя к деньгам? Нет, конечно же, нет, это контрольная ценность, сами знаете…
И даже допустив, что я настолько ненасытна, что выдумываю тут себе эдакий кремовый тортик и готова выдать хоть три звезды первому встречному искусителю, которому так некстати вздумалось заснуть у меня за спиной, так вот, даже и это допустив (рохля! И что только в голову не взбредет, когда нет велика, а магазины закрыты!), ладно, пусть, но и в этом случае все говорило опять-таки в его пользу, он ловко выкрутился для несчастного идиота и честного бедолаги, уверяю вас.
Потому что у него в запасе были все козыри, чтобы испортить мне жизнь… Уж я-то это знаю, сама ведь их ему вручила…
На месте деньги или нет, неважно, сумка, попав в руки постороннего человека, предоставляла ему всю информацию, необходимую для хорошего розыгрыша. Он мог меня выследить, найти, продолжать будить по ночам вопросами: Ух ты! Ах ты! И правда ли я настолько хороша, и нравятся ли мне по-прежнему — ха-ха! — игры с колотым льдом, и сохранилась ли на балконе банка с топленым салом и — фрррр! — действительно ли моя задница благоухает как цветок в устричном соусе.
Такая визитная карточка в дамской сумке — это, конечно, королевский подгон.
Но вместо всего этого он, побледнев и потеряв голову, признался, что «вернул все».
Ну вот. Я закончила.
Бульвар Батиньоль.
Помилуйте, я так и не ложилась…
Ладно. Приехали. Вон уже вдалеке виднеется краешек моего Сакре-Кер.
…
А! Что это вы так остолбенели вдруг?
…
Я сказала что-то, что вас задело?
…
И что? Отвечайте же, когда с вами разговаривают!
В общем… Мы всего этого даже представить себе не могли, что уж…
Всего этого — это про что?
Ну, того, что ты дошла до…
Дошла до чего?
Ну, что ты настолько изголодалась… Издалека, вот так, совсем не заметно.
Издалека ничего не заметно.
…
Вы уж мне поверьте. Поверьте, потому что уж в этом-то я разбираюсь. Все… все мы, какие уж есть, большую часть своей жизни живем контрабандой, тайком. Издалека, вблизи, в фас, в профиль и в полоборота, никогда ничего не заметно.
…
Эй, скажите же хоть что-нибудь! Сжальтесь. Поговорите со мной немножечко. Я иду сейчас над железной дорогой, десятки рельсов расходятся у меня под ногами, и, глядя на все это множество возможных и невозможных отъездов, я чувствую, как все больше портится мое настроение. Вздыхаете? Ладно, но только проводите меня еще чуть-чуть. Пожалуйста.
А как же твой пресловутый GPS-навигатор?
Он потерялся, так же как и я.
Что ж… Ладно, если все то, что ты нам поведала, правда, тебе надо его найти. У тебя нет другого выбора.
Легко сказать…
Тот первый официант, который еще назвал его Ромео, должно быть, он его знает…
Нет. Я спрашивала, он знает о нем не больше, чем я, и никогда его здесь с тех пор не видел.
Черт. Значит ты берешь компас, расширяешь область поиска вокруг места вашей встречи и обходишь все близлежащие рестораны.
Все?
Есть другие идеи? Хочешь завесить его фотороботом Триумфальную арку?
Но на это потребуется уйма времени!
Возможно, но выбора у тебя нет.
Почему?
Почему? Да потому что мы заскучали! Нам надоело выслушивать твои внутренние монологи в темноте! Нам плевать на твои душевные состояния! Наплевать! Они у каждого есть, знаешь ли! У каждого! А мы-то хотим историю! В конце концов мы за тем и пришли!
Уффф…
Чего уффф? Что случилось? С чего это ты насупилась?
Я боюсь снова страдать…
Но Матильда… это же прекрасно — страдать, когда ты в отличной форме. Это привилегия! Только мертвые больше не страдают. Так что возрадуйся, красавица! Иди, беги, лети, надейся, разбивайся, ошибайся, пускай кровь, кровоточи или чествуй, но главное — живи! Поживи хоть немножко! Твой гладкий зад и благоухающие мускусом и фруктами ноги… ну-ка, подвигай ими, покажи, как ты это умеешь. Потому что ты, обрати внимание, морализаторствуешь тут с важным видом не меньше, чем мы. Так что давай, оскорбленная малышка из дорогого квартала, бери на себя ответственность. Хоть раз в жизни до конца последуй за своими убеждениями. Забудь свой компьютер, комфорт, сестричек с розгами, о которых ты говоришь столько гадостей, хотя под их опекой на самом деле счастлива оставаться маленькой девочкой, да, забудь об алкоголе, о своем дешевом цинизме и о своей матери, которая никогда не вернется, и… Ох! Ты куда идешь?
Не верю своим глазам… Мой велик… Ну да! Это он! Это мой дорогой Жанно! Какое счастье! Он все еще здесь! Ох, ты все еще здесь, мой дорогой. Ох, спасибо. Ох, браво. Ох, как круто. Ладно, давай, поспешим-ка домой, потому что нам надо набраться сил.
О да, у меня есть для тебя работа, старая развалюха.
5
Знаешь, Матильда, если ты в жизни чем-то по-настоящему дорожишь, сделай все, что надо, чтобы это не потерять.
Не волнуйся, святой Жан-Батист, не беспокойся. Хоть ты и не заметил, но под складками моего платья у меня тоже есть одна очень красивая цепочка…
Акт четвертый
1
Солнце ласкало кариатид на доме напротив, жужжала соковыжималка, подпевал чайник, часы на плите показывали 7:42, и Мишель Дельпеш (или Фюген) (или Польнарефф) (или Берже) (или Йонаш) (или Сарду) (или на выбор) что-то жалобно блеял с утра пораньше.
Жюли проверяла срок годности йогурта на соевом молоке с органическим черносливом, Полин поинтересовалась:
— Ты Матильду видела?
— Нет. Она уже ушла, когда я встала.