Матрешка в перьях
Шрифт:
– Давайте вернемся к Жене, – попросил Костин.
Глава 17
Иван Сергеевич оставил бутылку с виски на столике около кресла. Вера Петровна устало вздохнула.
– Сколько раз мне снился кошмар: в дом входит полиция и объявляет, что все стало известно… И вот теперь ужас материализовался.
Олигарх сел рядом с женой и обнял ее.
– Ты же понимаешь, у них на руках анализ ДНК, придется выложить правду. Но говорить буду я.
Супруга кивнула, закутываясь в плед. Иван Сергеевич
…Нина родилась крепким здоровым ребенком, никаких хлопот родителям не доставляла, развивалась нормально. А Женя была слабенькой, хлипкой. Отболев свинкой, девочка подхватывала корь, затем коклюш и так далее. Она постоянно кашляла, чихала, заливалась соплями, страдала желудочно-кишечными расстройствами, капризничала. Вера Петровна таскала крошку по врачам, но те разводили руками, говорили: «Слабый иммунитет». Конечно, прописывали какие-то лекарства, витамины.
Незадолго до пятилетия у Жени начался неостановимый понос. Мать схватила ребенка и повезла в клинику, где наконец-то поняли, что происходит. Врачи сказали:
– У девочки талассемия.
– Это что такое? – перепугалась Вера, услышав незнакомое слово.
– Анемия Кули, – объяснил доктор, – наследственное заболевание крови.
– Малышка появилась на свет здоровой, – удивилась Буданова.
– Правильно, – согласился медик, – талассемия проявляется не сразу. Она бывает разной степени тяжести, маскируется под разные недуги, вот почему мы только сейчас поняли, с чем имеем дело.
– И как лечиться от напасти? – занервничала Вера Петровна. И услышала в ответ:
– Радикальный способ один – пересадка костного мозга. Или регулярные переливания крови в течение всей жизни.
Мать пришла в ужас и сообщила то, что узнала, мужу. Иван Сергеевич тоже испугался, но быстро нашел лучшего специалиста, профессора Глеба Алексеевича Верещагина. Тот подтвердил и диагноз, и возможные пути борьбы с болезнью.
– Никакой операции, – отрезал отец Жени, – лечите ее консервативно, а там посмотрим.
– Давайте положим девочку в мой научно-исследовательский центр, – предложил Верещагин. – Сделаем обследование, увидим полную картину состояния здоровья ребенка.
– Это надолго?
– Три недели, – уточнил профессор. – Не волнуйтесь, у нас прекрасные условия. Предоставим вам коттедж из четырех комнат, как на курорте, вы сможете пользоваться нашей СПА-зоной, бассейном, массажным кабинетом.
– Прекрасно, – обрадовался Иван Сергеевич, – берем.
По дороге домой он сказал жене:
– Никто не должен знать об этой чертовой болячке, в особенности Нина. Хрень наследственная, ею кто-то из твоих или моих предков страдал, и вот сейчас она ожила в крови у Жени. Нина испугается, что тоже заражена. Не нужны ребенку такие переживания. Скажем, что ты с Женей улетела на море отдыхать, а старшую сестру в наказание за двойки оставили дома.
Вере идея супруга показалась здравой. Действительно, зачем Ниночке думать о
Вера Петровна с Женей поселились в медцентре, Иван Сергеевич работал, Нина сидела дома с няней. Мать с больной девочкой в первой половине дня ходила по кабинетам, и малышке это совершенно не нравилось. Зато после обеда можно было гулять, играть, копаться в песочнице. В клинике тщательно соблюдали врачебную тайну, бунгало, в которых жили пациенты, стояли далеко друг от друга, были окружены забором, имели прилегающий сад, к каждому ребенку прикреплялись личные медсестра и няня. Вера Петровна понятия не имела, кто, кроме Жени, лечится в центре, но и другие его обитатели не знали о Будановых.
Двадцать второго июля в семь утра Вера наклонилась над кроваткой, чтобы разбудить дочь, но она никак не хотела открывать глазки. Мать начала щекотать малышку, однако та не реагировала. И тут появилась медсестра, чтобы отвести Женю на очередное обследование. Она взглянула на ребенка, схватила его и кинулась в лечебный корпус. Вера Петровна полетела следом. Ей, сильно испуганной, никто ничего не объяснил, Буданову усадили в холле и сказали:
– Подождите, сейчас придет врач.
Доктор появился минут через сорок, взял Веру за руку и тихо произнес:
– С глубоким прискорбием сообщаю о кончине вашей дочери Евгении.
Вере Петровне на голову как будто свалилась ватное одеяло, дальнейшую речь врача она слышала отрывками.
– Тяжелое поражение печени… селезенки… была обречена…
Потом откуда-то появился Иван Сергеевич. Буданов усадил супругу в машину и увез из клиники. По дороге Веру Петровну укачало, стало тошнить. Муж свернул на проселочную дорогу, остановил авто, отвел жену в лесок и отвернулся. Несчастную мать выворачивало наизнанку. После очередного приступа рвоты она подняла голову и вдруг закричала:
– Женя! Жива!!!
Иван Сергеевич обернулся и прирос ногами к земле. Около толстой сосны стояла… его младшая дочка, босая, растрепанная, заплаканная, перемазанная грязью. По ее личику была размазана засохшая кровь, платье превратилось в лохмотья.
Вера Петровна кинулась к ребенку, прижала малышку к себе и заплакала. Женя заскулила, закрыла глаза и затихла.
– Ваня, она опять умирает, – зарыдала Вера.
Иван Сергеевич выхватил из рук супруги крошку, помчался к машине, и через пять минут они ворвались в медцентр.
Верещагин, услышав о воскрешении Жени, перекрестился, осмотрел найденную в лесу девочку и сказал Ивану:
– Ребенок обезвожен, истощен, вероятно, подвергался насилию – я вижу перелом правой ручки, множественные синяки. Но это не Евгения.
– Нет! – завопила Вера, кидаясь на профессора. – Врешь! Это моя дочь!
Глеб Алексеевич взял ее под руку.
– Не хочу вести вас в морг, где лежит тело вашей дочери. Посмотрите на ребенка, у него другие черты лица, родинка на щечке.
– Волосы русые, глаза голубые… – бормотала Вера. – Нет! Это Женя.