Матрица жизни на Земле. Том 4
Шрифт:
На следующий день он шел к этой прекрасной и темпераментной женщине уже уверенно с шоколадкой (четвертой — за 34 копейки!) в кармане и… его половой акт продлился аж 4 минуты.
На следующий день (с пятой шоколадкой за 34 копейки!) он довел свой половой акт аж до 5 минут, а еще через день — до 6 минут, и… еще через день — до 7 минут. Семь шоколадок (за 34 копейки!) ушло на это.
Но главное было, как я думаю, не в шоколадках (за 34 копейки!), а в том, что с помощью этих шоколадок (за 34 копейки!) он — этот жадный идиот — смог надломить в своей душе всевластие Чужого Бога, который, ненавидя Настоящего
К сожалению, раскошелиться на восьмую шоколадку (за 34 копейки!) он не смог, — ведь ушло немало денег: 34 х 7 = 238 копеек или 2 рубля 38 копеек. А это уже немалая сумма! На эту сумму чуть ли не бутылку дешевой водки можно купить!
Короче говоря, этот жадный дурак приперся к этой прекрасной и темпераментной женщине без… шоколадки (за 34 копейки!), и… у него, не говоря уж о предполагаемых восьми минутах, не получилось ни одной секунды, а образ «тряпки» прочно въехал в голову.
Прекрасная и темпераментная женщина в сердцах сплюнула (не из-за шоколадки за 34 копейки!), да и выставила этого жадного дурака за дверь. А сделала она это не из-за того, что ей очень уж хотелось съесть эту шоколадку (за 34 копейки!), а из-за того, что ей надоело бороться с Чужим Богом в его душе, который вместо слова «любить» заставлял использовать слово «считать».
Она, эта прекрасная и темпераментная женщина, вряд ли понимала то, что два наших ангельских тела только и жаждут Любви от недостатка которой они соскучились внутри угрюмого материального тела… с «руками и ногами». Им, этим ангельским телам внутри нас, наверное, так хочется, так хочется возвратиться в первоначальное ангельское состояние, когда ты можешь летать, обуреваемый любовью, и даже в полете гнаться за своей возлюбленной, а не сидеть внутри этого материального тела «с руками и ногами», выполняя функции двух банальных фантомов, которые призваны регулировать работу воды и физических тканей в организме человека, того человека, который (с дурости!) совсем не заботится о двух ангелах в себе, давая им возможность хоть чуть-чуть окунуться в великолепие Любви и подпитаться этой прекрасной энергией, чтобы человек не направлял (с дурости!) весь свой любовный потенциал, заложенный в нем Богом, в сторону тупого пересчитывания… никому ненужных… денег, дьявольский элемент которых будоражит душу и не отпускает в сторону Истинного Бога, заставляя считать, считать… копить, копить… во имя того… чтобы твой половой член… опустил сам Бог.
— Шеф! Докладываю, что гущу всю загрузили в «поганую машину». Олега-сантехника теперь нет нужды подвязывать — дыры в трубах и так видать. Просто веревки, привязанные к дырам, лежат на остатках гущи, — раздался голос завхоза.
— На каких таких остатках? — насупился я. — Вы что, не всё… убрали?
— Шеф! Все дерьмо полностью убрать очень трудно. Скребли, ведь, его, дерьмо-то, совковыми лопатами, но все равно оно размазанным по полу осталось. Да и пол-то бетонный, шероховатый, Дерьмо в каждую неровность как родное вбирается; ведь не паркет же в подвале постелен, так сказать… дерьмоемкость этого пола очень велика.
— М-да.
—
— М-да.
— Шеф! А чо ты больно уж за чистоту бьешься?! Нет чистоты в жизни, шеф, нет! Все в этой жизни, шеф, с дерьмом перемешано с вонючим дерьмом. Потому что нюхать его надо людям, шеф, постоянно нюхать, чтобы они, люди-то, запах дерьма всегда помнили, чтобы самим дерьмом не стать. Я даже, может быть, считаю, что запах дерьмеца-то всегда должен присутствовать в низовых уровнях…
— Каких таких низовых уровнях? — вытаращил глаза я.
— Ну… в подвале, например, шеф, — пояснил завхоз.
— Это и есть… низовой уровень, что ли?
— Ну да! А с чего именно туда народ ходит опорожняться?
— Как понять — опорожняться?
— Опорожниться — значит освободиться.
— От чего?
— От дерьма, шеф, от чего же еще!
— То есть, это?.. — замялся я.
— Ты правильно меня понял, шеф! Не зря я всем сантехникам говорю, что ты у нас — умный мужик, — подтвердил завхоз.
— А почему именно в низовых уровнях приятно… опорожняться, а не в… верхних?
— Ну, в верхних-то уровнях… — засмущался завхоз.
— А что это такое — верхние уровни? — спросил я.
— Это, например, твой кабинет, шеф, — завхоз отвел глаза.
— А-а.
— Так вот, в верхних слоях, — продолжал завхоз, — опорожняться неудобно как-то, чувство стыда преследует за то, что ты дерьмо наружу выплескиваешь там, где ему, дерьму-то, не положено быть. Чем ниже уровень, шеф, тем легче там дерьмо оставить, то есть нагадить.
— М-да.
— Добавлю еще, шеф, что в низовых уровнях гадить большим удовольствием считается.
— Почему это так?
— Любой человек всегда нагадить хочет, шеф. Природа его создала таким. Каждый день он гадить должен.
— Что ты имеешь в виду? — не понял я. — Не только то, о чем ты думаешь, шеф. Каждый человек подгадить другому хочет — это закон природы, — авторитетно заявил завхоз.
— Ну уж не совсем так.
— Нет, шеф, это так! Точно говорю.
— М-да.
— Но каждый человек рисуется, благородного из себя корчит, особенно когда галстук на шею повяжет. Делает вид, что у него дерьма нет и быть не может. А дерьмо-то оно есть, оно ежедневного выхода требует.
— М-да, — промычал я задумчиво.
— Короче говоря, дерьмо из человека должно выходить ежедневно. Но весь вопрос в том, шеф, — куда оно, дерьмо-то, упадет.
— И… куда? — насторожился я.
— Если дерьмо, шеф, упадет туда, куда и положено ему, дерьму, падать… в унитаз, например, вместе с туалетной бумагой… то скука охватывает человека… — продолжал рассуждать завхоз.
— Это еще почему?
— Да потому, что каждый человек хочет не только через задний проход нагадить, но и через…
— Передний, что ли?! — ужаснулся я.
— Да нет, шеф! Передний проход работает тогда, когда человек перепьет, например. Передний проход от безысходности гадит вокруг, шеф, винегретом преимущественно. Им, этим винегретом, я считаю, закусывать нельзя вообще — сразу передний проход активизируется.
— А-а, — с облегчением вздохнул я.