Матушка Готель

Подгорный Константин

Догнав движущийся из города табор, она вскочила на последний обоз и почувствовала, как сильно кружится её голова. Она совершенно не могла сосредоточиться, остановить этот внезапный ураган мыслей или хотя бы ухватиться хоть за одну из них. Да и повозка, казалось, бежала как оголтелая; и солнце и небо мелькали сквозь летящие над головой ветви; так что, вконец потеряв терпение, Готель снова спрыгнула с телеги и побежала в лес, где упала на землю, закрыв глаза, и пролежала там не менее часа, пока не избавилась от настигшего её головокружения.

Деревня

расположилась в предместье Касселя, на берегу Фульды. Когда девушка нашла табор, женщины уже готовили еду, а мужчины распрягали лошадей, чтобы отвести их на водопой. Перейдя поляну с еще неисхоженной травой, Готель отыскала свою повозку. С тех пор, как она подросла, у неё больше не было домика, теперь она спала здесь. И здесь же девушка хранила свои вещи: немного денег, которые она скопила, подшивая старую одежду, и, конечно, свой самородок. Она узнала о нём всего несколько лет назад от старика Парно, когда тот был еще жив. Прежде Готель не теряла никого из близких, а Парно был, как раз, таким близким, кому она могла доверить любой из своих секретов. И когда она показала старику найденный камушек, он долго смотрел на него, а потом сказал: "Никогда я еще не видел такого ужасного на вид самородка. Сохрани его, и когда станешь старше, возможно, он сделает тебя счастливой, или мудрой".

Готель по локоть запустила руку в свою постель, достала самородок и в который раз убедилась в его безобразном естестве. Она хранила его уже много лет, как талисман, и при этом любила каждый его изъян. Благородные же стороны сего метала, можно было разглядеть только при ярком свете либо хорошенько промыв его водой. "Как может что-то столь непривлекательное снаружи, быть таким совершенным внутри", подумала Готель, а затем вспомнила юношу из города; она сочла, что вполне вероятно увидит его на городском празднике, уже в это воскресенье. Он был прекрасен, и девушке подумалось, что ей стоит позаботиться и о своей внешности, если она желает встретить этого молодого человека вновь; но для начала необходимо было искупаться и выстирать платье забитое дорожной пылью.

Солнце уже прогрело воду, а потому Готель сбросила на берегу одежду и бесстрашно вошла в реку. "Интересно, чем он занимается, - разводя под водой руками, размышляла она, - он-то был чистым. Должно быть он пекарь. Мне бы не хотелось, чтобы от него пахло рыбой", - поморщилась она, заметив, как на другой стороне мужчины ставят сети. "А если он охотник?
– гадала девушка, - у него достаточно бравый вид, а у хорошего охотника в доме всегда будет добрый ужин и несколько теплых шкур на худую погоду". Последнее предположение понравилось ей больше остальных, поскольку случались ночи, когда в повозке становилось так холодно, что даже уснуть толком не удавалось.

Выйдя на берег, девушка надела чистое платье и кинула в воду грязное, но сколько бы она его ни отстирывала, оно оставалось таким же поношенным, и даже в чистом виде отнюдь не радовало глаз. Готель даже удивилась тому, что никогда прежде, не обращала на это внимание. Она отчаянно оттирала

манжеты, надеясь придать им свежий вид, полоскала их в воде снова и снова, но скоро потеряла за этим занятием все силы и, упав на колени, горько заплакала. Когда же она успокоилась, то обнаружила, что её платье, кружась по воде, уже плыло вниз по течению.

Наверное, это было странно, что при этом её лицо абсолютно не дрогнуло; она не побежала за ним, и даже не поднялась на ноги; она смотрела ему вслед отрешенно, рассчитывая в уме дорогу и время, необходимое ей на посещение города; она вдруг подумала, что если успеет обернуться, то уже сегодня вечером вернется с новым материалом. Не мешкая ни секунды, она вскочила на ноги и побежала к телеге. Перевернув вверх дном свою соломенную постель, Готель собрала накопленные сбережения и стремглав покинула поляну.

До заката оставалось чуть меньше часа, и девушка со всех ног неслась, то по дороге, то вдоль реки, срезая углы и прыгая через корни деревьев; она практически потеряла дыхание, когда снова попала в Кассель. Город был таким же спокойным, каким его оставили цыгане. Редкие горожане выходили из одних домов, меняли улицы и заходили в другие. Пробежав несколько перекрестков с сумасшедшим взглядом по сторонам, девушка отыскала лавку портного и, вдохнув на пороге немного спокойствия, вошла внутрь.

Над дверью звякнул глухой колокольчик. Сжимая в руке горячие монеты, Готель прильнула к прилавку, на котором один на другом лежали несколько мотков грубой материи, совершенно неопределимого цвета. Из соседней комнаты вышел человек, крупный, в темной тунике, перевязанной на поясе тяжелой веревкой. Его рыжие волосы и брови двигались в неровный такт его нерасторопных шагов. Он грузно прошел вдоль прилавка и встал прямо напротив девушки, бестактно склонившись вперед:

– Что желает юная фройлен?

Юная фройлен была основательно сбита с толку таким поведением, кроме того, она подумала, что еще никогда так близко не видела рыжих бровей.

– Я бы хотела купить материал на платье для воскресного праздника, сеньор, - пролепетала девушка.

Пара рыжих бровей выскочила на лоб, и раздался оглушительный смех:

– Сеньор?! Сеньор, ха-ха! Подобно меня еще не величали, - держался за живот портной, - а вы, похоже, с юга. Сеньорита! Ха-ха!

– Наш табор остановился в предместьях города, - смущенно и тихо ответила девушка.

– Знаю, знаю, - уже зевая, почесал он свой широкий затылок, - ваши сегодня много чего здесь купили. Но простите меня, сеньорита, вы не очень-то похожи на цыганку. Ну да Бог с вами, выбирайте, что осталось, - и хозяин сделал широкий жест вдоль прилавка, предлагая свой не широкий ассортимент.

Слегка касаясь материи, Готель провела пальцами по грубым моткам и, сжавшись от ужаса, попятилась назад.

–

– Что!
– удивились брови, - что-то не так?

– Но я хотела бы что-то другое, не знаю, более тонкое, горько, почти сдерживая слезы, откликнулась девушка.