Мауи и Пеле держащие мир
Шрифт:
— ОК, я пойду и объясню, — сказал молодой сержант-пилот, ставя кружку на циновку.
— Извини, Наллэ, но я сомневаюсь, что Хелм будет тебя слушать.
— Конечно, меня он слушать не будет, — спокойно ответил Шуанг, — но тут есть не только я.
Скир фон Вюрт проследил его путь и многозначительно поднял палец к небу.
— Вот она, практическая психология, которую проходят в школе в сообществе humi. Смотри: мальчишке еще неполных 18 лет, но он уже точно знает, как решать эту задачу. Он пошел к единственному человеку, которого Хелм
— М-м… — Пиф пригляделась, — …Он идет к королю Фуо Татокиа, верно?
— Ага, — фон Вюрт кивнул, — он идет к ariki атолла Номуавау, к вождю из палеолита.
— Все-таки, скорее, из мезолита, — педантично поправила лейтенант-инженер.
— Да, Пиф. Просто, не все знают, что между палеолитом и неолитом был мезолит…
— Я знаю, прикинь? Так что не надо адаптировать рассказ к уровню бюргера.
— Ого! Если ты эксперт, то, может, мне не объяснять дальше?
Эпифани выразительно подняла ладони к ушам.
— Объясняй, Скир. Я ведь только инженер-практик, а в гуманитарных вопросах я теоретик-энциклопедист. Кроме камасутры. В камасутре я практический гений. Но мы не об этом.
— Ясно. Тогда объясняю. Наллэ идет к вождю мезолитического племени, для которого ранняя смерть представляется обычной трагедией. Это звучит странно, ты согласна?
— Да, пожалуй, — ответила она, — для современного человека трагедия не может быть обычной. Трагедия интуитивно понимается, как довольно редкое и крайне серьезное несчастье.
— Вот-вот, — австрало-германец снова кивнул, — а для мезолитического племени такие трагедии обычны. Там люди гибнут от несчастных случаев гораздо чаще, чем от старости, и западные этнографы часто пишут, что первобытные люди равнодушны к смерти близких. В некоторых палеолитических племенах континентального Папуа это так. Но на атоллах, племена в другой исторической фазе, в фазе мезолита, и каждый человек там воспринимается как… Э…
— …Как человек, — подсказала лейтенант-инженер.
— Точно, Пиф! Как человек. И потеря близкого человека там трагична. Чтобы как-то решить эмоциональную проблему частых трагедий, возникли мифы о верхнем Океане звезд. Мифы, гораздо более убедительные, чем в более поздних «мировых религиях», как это называют.
— Примерно понятно, Скир. Я читала Ахоро О'Хара «Эпос Tiki».
— Читать, это одно, — заметил австрало-германец, — а общаться с носителем мифа, это совсем другое. Конечно, мифы Номуавау несколько отличаются от изложения О'Хара.
— Скорее, наоборот, — сказала Эпифани, — изложение О'Хара отличается. Ну, ты понимаешь.
— Да, хотя все относительно. Но, я сейчас о другом. Это действует, вот, в чем фокус.
— Это действует… — тихим эхом откликнулась она, — …Это действует…
Скир фон Вюрт энергично похлопал собеседницу по спине.
— Хэй, алло, Пиф, ты что?
— Я? Ничего. Просто, я вспомнила, как Фуопалеле Татокиа разговаривал с мертвыми там, на прогулочном теплоходе, у причала Нумеа.
— Да, я тоже видел, — сказал фон Вюрт, — когда это видишь, хочется поверить, e-oe?
— E-o. Поверить хочется. Но, я стараюсь искать причины не в оккультизме, а в физике.
— Пиф, а что такое человек с точки зрения физики? Я имею в виду не тело, а личность.
— Ну… — протянула она, — …В общем, это сеть конечных автоматов фон Неймана, которые объединены в рекуррентную сеть Хопфилда. Которая тоже конечный автомат, но только с переменной архитектурой, и условным потенциалом, в общем, такая сеть с ассоциативной памятью, обратными связями и возможностью самообучения решению задач, теоретически, любого класса, если только они сводятся к задаче минимизации потенциала… Уф!
— Короче, — заключил разведчик, — по-твоему, личность, это конкретная нейронная сеть.
— В общем, да, хотя в процессе жизни архитектура сети качественно меняется.
— Вот! — произнес он, — А скажи: личность в 10 лет, в 20, в 40 и в 80 лет одна и та же?
— М-м… Строго говоря, нет. Просто, в социальной сети практически удобнее так считать.
— Удобнее считать, хотя с позиции физики и кибернетики это не так? — уточнил фон Вюрт.
— ОК, бро. Ты нашел одну из дырок в моем научном скептицизме. А для чего?
— Для того, гло, чтобы обкатать одну идею, отчасти журналистскую. Ты знаешь, моя легенда: спецкор реваншистского медиа-агентства «Belebung» — «Возрождение».
— Знаю, мне говорили. Так, что за идея?
— Идея в том, что, даже скептики верят во что-то оккультное, если это практически полезно.
— Интересная идея. Ты сам придумал?
— Не совсем. Основу я украл у humi. Знаешь, как они говорят о людях и о богах?
Пифани Биконсфилд покрутила головой.
— Без понятия. А как?
— Они говорят: мы верим в людей, а боги — зеркала, созданные людьми, чтобы увидеть себя.
— Кривые зеркала, как правило, — заметила лейтенант-инженер, — эти зеркала нам льстят. Они показывают нас чудесными высшими творениями природы, а мы долбанные засранцы. Меня трудно упрекнуть в особом гуманизме, но мне тошно от того, что мы сделали в Новый год на Новой Каледонии. Мы, после красивых разговоров и принятия Хартии на Ассамблее foa, без колебаний бросили в бой тинэйджеров, которые даже пожить не успели! Мы поступили, как долбанные японские и американские оффи во Второй Мировой войне! А утром после боя мы катались с командой 911. Искали потерянных пилотов. Нашли две мини-рамы «SkyEgg», три «Крабоида», и пять автожиров «Hopi». Знаешь, что было самое страшное лично для меня?
— Раненые? — предположил капитан-лейтенант разведки.
— Ты проницателен, бро. Все так. Правда, раненый нам попался только один. В «Крабоиде». Мальчишка по имени Буги, друг Юси и Тэрэ. Шток штурвала пробил ему грудную клетку насквозь, и торчал из спины. А кожа мальчишки спеклась с комбинезоном и шлем-маской.
— Подожди, гло, ты сказала: он был ранен.
— Э… Ты хочешь сказать: мальчишка жив.
— Да, — Эпифани кивнула, — мы смотрели сегодня на сайте военно-медицинской службы: жив, находится в боксе интенсивной терапии. И вот, я думаю: что дальше? Как будут жить ребята, которые выкарабкаются без рук, или без ног, или без глаз, или без двигательной системы?