Маверик
Шрифт:
— Тогда выпьем за сюрпризы, за хаос и за нас!
Она делает мощный глоток и протягивает флягу мне. Принимаю её и отзываюсь:
— За нас. Вопреки всему.
По горлу прокатывается терпкое пламя, и тепло расцветает в груди. Накомис продолжает:
— Удивительно, как простая песня и немного веселья могут на время снять груз с наших плеч. Миг, и ты словно в другом мире, а всё дерьмо остаётся где-то там за горизонтом.
Киваю и улыбаюсь.
— Ты даже не знаешь, насколько я благодарен за такие моменты.
Через четверть
Рядом садится Мэтт и смотрит перед собой. В глазах белобрысого подростка отражается ревущее пламя.
— Я рад, что встретил тебя, — произносит Пиромант. — В первые дни, когда не стало моих братьев, я чувствовал себя слабым, бессильным что либо изменить. А потом появился ты и показал, что может быть иначе. Что во мне есть сила, я могу добраться до неё и перестать быть жертвой. Знаешь, как бы глупо не звучало, это даёт мне надежду в нашем новом дерьмовом мире.
Беззвучно хмыкаю, отметив, что Гидеон больше не выглядит школьником, который, ругаясь, оглядывается по сторонам. А то батя заметит и надаёт по губам.
Мэтт завершает свою речь:
— Каждый раз, когда я вижу тебя в деле, понимаю, кем могу однажды стать.
— Равняясь на меня, станешь лишь моей бледной копией. Второй Егерь этому миру не нужен. Ему необходим Гидеон. У тебя есть свои уникальные способности и таланты. Не стоит сравнивать себя с кем-либо ещё. Сосредоточься на том, чтобы стать лучшей версией себя.
— Какой в этом смысл? У меня серебряный класс, я всегда буду слабее тебя, Тая… всех остальных людей из верхушки рейтинга.
— Мириам слабее меня?
— Спрашиваешь, — фыркает Пиромант.
— А знаешь сколько жизней она спасла во время последней битвы? Почти три десятка. Это люди, которые не дожили бы до рассвета без медицинской помощи.
— У нас есть инъекторы, — возражает Гидеон.
— И их запас не бесконечен. Она исцелила раненых бойцов и сэкономила ресурсы всему форпосту. Я бы не смог этого сделать. Дело не в редкости твоего класса и не в том, какую позицию в рейтинге ты занимаешь. У каждого из нас свой неповторимый дар. Своя роль. Только работая сообща, мы можем выжить, спасти себя и других.
Белобрысый парень косится на меня и задаёт вопрос:
— А что делать, если я не знаю, в чём моя роль? Ты вон какой непрошибаемый. Я так не умею и не уверен, что когда-нибудь смогу.
— Это всего лишь видимость. Фасад. Мне точно так же бывает страшно, меня точно так же захлёстывают сомнения и колебания. Мы все люди, парень. Мы спотыкаемся, мы падаем, но нас определяют не падения, а то, как мы справляемся с ними. И я не сомневаюсь, что ты поднимешься выше, чем я могу себе представить.
Хлопаю его по плечу, и Мэтт смущённо чешет нос.
—
— Конечно. Мы все способны на большее, чем думаем. Тебе нужно просто отыскать этот огонь внутри, — упираю палец ему напротив сердца, — и в конечном счёте ты сам удивишь себя.
— Спасибо. Я не подведу тебя.
— Всё, хорош вешать нос! Найди какую-нибудь красотку и зажги с ней!
— Адские колокола! Да я ж не говорю по-русски!
— Не мои проблемы! — улыбаюсь от уха до уха. — Танец — это универсальный язык! Вот и пользуйся им!
Подталкиваю Пироманта в спину и через миг он влетает в невысокую шатенку, которая покачивается в энергичном ритме сама по себе.
— Господи, ну какой из меня ментор, — бормочу себе под нос, шагая прочь от костра со стаканом наливки. — Как ишак на скачках.
Достигнув края освещённого пространства, замечаю знакомую фигуру и сажусь рядом. По крайней мере, здесь я смогу просто помолчать.
Тай прихлёбывает свой любимый напиток, не изменив ему даже здесь. Иногда его упрямство заставляет меня ошарашенно трясти головой.
Николай смакует пиво мерными медленными глотками и негромко тянет:
— Ты когда-нибудь думал, что твоя жизнь сложится вот так?
— Знаешь, как-то конец света, а следом появление пришельцев и монстров не входили в топ-3 самых вероятных сценариев моего будущего. Я скорее ожидал грыжу, дрянной дом на колёсах и смерть лет в пятьдесят где-то в стриптиз-клубе от чрезмерного энтузиазма танцовщицы.
— Подходящий конец, — роняет мечник, и я угадываю тень улыбки на его лице.
— А ты что себе запланировал?
— Школа отца однажды должна была стать моей. Мы никогда с ним об этом не говорили, но это было понятно без слов. Он хотел, чтобы я продолжил его дело. Пускай, Китайская Империя стёрла почти все следы от великого искусства, тянущегося в глубь веков, оно бы продолжило жить. Хоть и в чужом краю. Быть может, однажды бы кенджутсу воспрянуло. Ведь никакие империи не могут существовать вечно.
— И никакие системы. Сколько бы Сопряжение не выкашивало разумные виды, однажды в шестерёнки попадётся упрямый камешек. Я сделаю всё, чтобы этими камешком стал я.
Тай согласно кивает и отпивает из банки.
— Один человек в правильное время и в правильном месте способен на многое. Я часто вспоминаю того молодого индусского мудреца.
На мой удивлённый взгляд Николай поясняет:
— Ганди. Кто знает, что стало бы с миром, если бы британцы не убили его на заре карьеры.
— По истории у меня вечно была тройка, но не уверен, что он мог бы что-то изменить. Британцы утопили последнее индусское восстание в крови. Ужесточили контроль над всеми колониями. На таком фундаменте много не построишь. Ты ещё спроси, что было бы, если бы французы поддержали американцев в войне за независимость?