Май. Дело Анны
Шрифт:
Анна долго возилась, прикуривая. Наверное, давала себе передышку от тяжёлых воспоминаний. Несколько раз чиркала зажигалкой, пока та вспыхнула ярким оранжевым пламенем. Пару раз подносила её к сигарете. Потому что та сразу не загорелась. И вот на конце сигареты появилось ровное рубиновое пятнышко, мерцающее в полумраке комнаты. Женщина прокашлялась после первой затяжки.
– Честно говоря, – продолжала Анна, – в тюрьме я провела несколько месяцев. Первый раз. Всё очень нервно. Страшно. Агрессивно. Я не придала значение отсутствию месячных. И меня никто не осматривал
Анна, скорее всего, понимала, что рассказывает какие-то лишние подробности, но ей вдруг захотелось выговориться. Раньше она ни с кем не делилась своей историей. Никому не рассказывала о своей жизни. Возможно, считала, что это не интересно людям, которые её окружали. А возможно, не хотела показаться слабой. Чем меньше говоришь кому-то о личном, тем более осторожное к тебе отношение. Зачастую, это даёт много преимуществ.
– Рожала я под конвоем в отделении местной районной больницы, – снова заговорила Анна. – Потом меня вернули на зону. Вместе с детьми.
– Детьми? – переспросил Сергей.
– Я сказала детьми, потому что родила двойню.
Она заметила удивлённый взгляд Сергея, и уголки её губ едва опустились, словно в подтверждении сказанного.
– Да, это оказалось неожиданно для всех. Врачи не определили. Наблюдение в условиях зоновского медпункта было примитивным. Раз в месяц фельдшерица спрашивала: «Что болит?» Получала ответ: «Ничего». Делала запись в карте и отправляла обратно. Нас таких несколько человек было. Кто-то старше, кто-то помоложе. Работать не заставляли. Разрешали гулять по территории и даже ложиться на постель в дневное время.
Анна достала из сумочки салфетки и шмыгнула носом. Сергей подумал, что она сейчас заплачет. Но женщина вытащила пару белых платков из пластиковой упаковки. Тщательно протёрла ладони и бросила скомканные бумажки прямиком в корзину, которая стояла у стола.
– Ладони мокрые, – пояснила она. – Это всё из-за болезни. Постоянные перепады температуры. – Женщина прерывисто вздохнула. – Разговорчивой ещё стала.
Сергей помнил про два миллиона. Сочувствовал, как мог, и не торопил Анну вслух. Лишь украдкой бросил взгляд на часы в правом углу экрана ноутбука, и снова повернулся к ней.
– А дальше? – спросил он.
Анна набрала воздух в лёгкие:
– Дальше? Дальше я обрадовалась. Во-первых, я могла регулярно посещать ясли на территории колонии. Во-вторых, сохранялся облегчённый режим. В-третьих, я подумала, что это мой шанс на спасение. Я смогу выйти условно досрочно.
– Но не получилось, – продолжил её слова Сергей.
Анна кивнула.
– Да, – чётко произнесла она, – пожалуй, это единственное, что у меня не получилось. Я тогда повздорила с охранницей. – Она медленно втянула дым через мундштук. Выдохнула клубком табачное облако,– и то повисло на несколько секунд в пространстве кабинета. Сжала губы. Потом цокнула языком. – Когда она запускала нас к детям, а моим было уже почти по три года, она крикнула,
Сергей хмыкнул. Анна посмотрела в его серые глаза. Хмыкнула в ответ.
– Да, ты прав, Серёжа. Я тогда не в сказку попала. В понятные отношения озлобленных и затравленных людей, как по ту, так и по эту сторону колючей проволоки. Это сейчас я бы подумала много раз перед тем, как что-то сказать. А тогда, я считала, что через пару лет условная свобода ждёт меня гарантированно и досрочно.
– И что произошло? – спросил Сергей.
Он уже будто слушал аудиокнигу, которая подходила к кульминации событий.
Анна затушила сигарету. Положила мундштук на стол.
– Я назвала её сукой. Думала, матёрой уже была. Почти три года отсидела. Уверена была, что с рук сойдёт. Но, не сошло. Охранница вытащила меня из строя. Я её пыталась оттолкнуть. Естественно, была скручена подмогой и на два дня отправлена в штрафной изолятор. Мне добавили ещё три года к сроку за нападение на сотрудника охраны. Показательно. А детей отдали государству. Наверняка, причина была не во мне. Такие перебранки случались со всеми. Просто стечение обстоятельств. Может быть, приказ какой получили из центра об усилении дисциплины.
Сейчас, в полумраке прокуренного кабинета, Сергей смотрел на эту женщину и видел в ней старуху. Он решил, что всё из-за освещения. А потом подумал о том, что говорить о себе многое не нужно. Иначе, размышлял он точь-в-точь как его клиентка, осторожное отношение со стороны окружающих может превратиться в скоропалительные выводы и неправильные суждения. Даже внешность твоя может показаться искажённой и уродливой. Словно в кривом зеркале.
– Значит, прямые наследники всё же есть? – спросил Сергей, чтобы прервать поток своих мыслей об этой женщине.
– Думаю, нет, – ответила Анна. – Ещё после года в колонии, я написала отказ от родительских прав.
– Зачем? – спросил мужчина.
– У меня была жива мать. Мы с ней изредка переписывались. У нас сложились натянутые отношения. Или хуже. Она предложила усыновить моих детей. Я должна была отказаться от родительских прав, – сказала Анна.
Сергей возмутился:
– Но это же бред! Она могла взять опеку. Совсем не обязательно отказываться от детей.
– Я не знаю. – Анна вздохнула. – В смысле, я знаю, что можно. Но это было условием. Её условием. Мне тоже так казалось удобно. Я подписала.
– Понимаю, – кивнул Сергей.
Анна думала, Сергей врёт и никакого понимания к её словам и чувствам он не испытывает. Это просто слова, чтобы не упустить клиента. Она знала, что главная движущая сила у таких людей, как этот частный сыщик – деньги. У большинства людей так. Умных и не очень. Добрых и злых. Хитрых и простаков. Все стремятся к деньгам. Кто-то их зарабатывает, кто-то добывает, кто-то ждёт, а у кого-то они просто есть по факту. Влюблённые ссорятся из-за денег. Враги мирятся благодаря деньгам. Преданность и предательство лимитируются деньгами. И чем раньше поймёшь закон денег, тем успешней и счастливей будешь.