Маяки. Антология гуманистической фантастики
Шрифт:
Людей, которых я люблю, нет.
Нигде.
В дверь скребутся. Я не отвечаю, и Виктория входит без разрешения, неловко перешагивает короткими ногами несуществующий порог. Я машинально сметаю тетрадь и ручку в ящик стола.
На руках у Виктории щенок. Отличные роботы, черт побери, совсем как живые. Я хочу сказать, чтобы они убирались отсюда, но отчего-то понимаю, что никуда они не уберутся.
– Мне велено говорить тебе одну фразу всякий раз, когда ты вспоминаешь, – старательно выговаривает робот детским голосом.
– Всякий раз, – безнадежно повторяю я.
Робот
– Ну? Говори. Ты ж не отстанешь, я понял.
Ненастоящий ребенок переступает короткими ногами, покрепче прижимает к себе ненастоящего щенка и старательно декламирует:
– «Но если я не дойду, если в пути пропаду – что же станется с ними, с моими зверями больными?»
Я закрываю глаза.
Виктория еще несколько секунд стоит в дверях, сопит. Потом я слышу, как она выходит в коридор, переступая несуществующий порожек, и прикрывает за собой дверь.
Оглушительная тишина вползает через закрытые окна, растекается по стенам, трогает меня за рукав холодными пальцами.
«О, если бы знать, что пятьдесят лет назад я бездумно тратила время на такую ерунду, которая этого не стоила. Если бы только я могла прожить эти годы иначе! Накопить другие воспоминания!»
«Я просто хочу знать, то есть нет… Я хочу помнить, как это – ходить!»
«Вы думаете, чужие воспоминания сведут нас с ума? Бросьте, мы и так уже все сумасшедшие – от безысходности, от пустоты внутри».
«Уж вы-то знаете, сколько в этом мире людей, которым осталась одна радость: ворошить прошлое».
«Что делать, когда заканчиваются воспоминания, в которых мы находили утешение? Когда они больше не приносят радости, а только выцветают и блекнут?»
И если я не дойду…
Я стряхиваю с рукавов ледяные пальцы тишины, достаю из ящика стола забвение и толстую тетрадь. Звучно шлепаю ее на стол и с треском вырываю последние страницы.
Андрей Гальперин
Невосполнимый ресурс
Питер Кауфман прекрасно знал, как выглядит комната «для уточнения некоторых обстоятельств». На государственной службе он и сам не один раз «уточнял подробности», потому не стал задерживаться в дверях, а сразу прошел к неудобному стулу у идеально чистого стола из полированной нержавеющей стали. Уселся и повернулся лицом к гладкой стене, выкрашенной светло-зеленой эмалью.
Спустя минуту пикнули электронные замки и послышались шаги. Звякнули стулья, в спертом воздухе редко проветриваемого помещения появились холодные нотки неплохого одеколона и еще чего-то едва уловимого, вроде лосьона для бритья. Щелкнул замок на кейсе. Кто-то прокашлялся и нетерпеливо постучал по столу браслетом часов. Кауфман развернулся и стал рассматривать агентов. Их было двое. Напротив него сидел курносый блондин с внимательными серыми глазами, чуть поодаль, ближе к двери, расположился крупный парень в безупречном черном костюме. На столе – толстая красная папка, серебристый цифровой диктофон, пачка «Лаки Страйк» и крошечная фарфоровая пепельница в виде улыбающегося до ушей спаниеля.
Блондин положил руки на стол и собрал перед собой сложную фигуру из сплетенных пальцев. Некоторое время он пристально разглядывал каждый изгиб и наконец произнес приятным, хорошо поставленным голосом:
– Добрый день, мистер Кауфман. Как проходит реабилитация?
Питер поднял руку на высоту плеча и согнул в локте.
– Спасибо. Уже значительно лучше.
Блондин покивал, придвинул чуть ближе к себе диктофон и указал ладонью на своего спутника.
– Это – агент Пек. Я – агент Эванс. Мы пригласили вас сюда для уточнения некоторых обстоятельств…
Кауфман кивнул в ответ и спросил:
– Разумеется. Я думаю, речь пойдет о событиях в Чили?
– Да.
– Как неожиданно. А господин Пек случайно не родственник контр-адмирала Лорена Риза Пека? Я даже вижу некоторое семейное сходство…
Агент Пек улыбнулся краешками губ, но промолчал. Агент Эванс слегка поморщился.
– Вряд ли ваш вопрос относится к теме нашей беседы.
– Это просто милое любопытство, – прервал его Кауфман. – Я перенес несколько операций, да и общаться в вашем чудесном заведении особо не с кем. Мой лечащий врач на редкость неразговорчивый человек, так что простите мне эту слабость. Я был знаком с контр-адмиралом Пеком, и ничуть не удивлюсь, если один из его четверых сыновей подался в разведывательное управление…
– Хорошо, но мы не будем останавливаться на биографии агента Пека. – Эванс вновь сплел пальцы и продолжил: – В Мемфисе вы подписали все соответствующие документы и согласились добровольно сотрудничать и оказать посильную помощь в решении некоторых интересующих нас вопросов, не так ли?
– Так.
– Специалисты доложили, что вы некоторое время принимали наркотические препараты в качестве обезболивающего. По вашим словам, это было необходимо для того, чтобы довести и посадить самолет на территории Аргентины. Как вы считаете, это может сказаться на ваших ответах? Не повлияют ли последствия приема наркотиков на вашу способность трезво оценивать произошедшие события?
Кауфман чуть вздрогнул и быстро ответил:
– Нет, не повлияют. Я был тяжело ранен, с учетом моего возраста и той напряженной обстановки, которая сложилась в Сантьяго в последние недели перед событиями на плато Аско, у меня не было другого выбора. Впрочем, я профессионал, поэтому совершенно уверен.
– Да, мы ознакомились с вашим досье…
– Не сомневаюсь.
Эванс придвинул одну из папок и достал несколько скрепленных степлером листов. Кауфман разглядел собственное черно-белое фото двадцатилетней давности.
– Питер Кауфман, пятьдесят два года. Холост. Детей нет. Родился в Хьюстоне, далее не интересно… Школа, увлечения, колледж. Это мы пропустим… Так. Полк специальных операций корпуса морской пехоты, разведка корпуса морской пехоты, Харвей-Пойнт, разведывательное управление. Далее… Никарагуа, Сальвадор, Чили… Опять Сальвадор… Коста-Рика, Панама, Колумбия, снова Сальвадор. Гондурас. Отставка. Лос-Анджелес, агентство «Worldwide Guard amp;Safety», должность – ведущий специалист.
– Эксперт.