Маяковский без глянца
Шрифт:
Юрий Карлович Олеша:
У него трость в руке. Он не столько ударяет ею по земле, сколько размахивает в воздухе.
Лев Абрамович Кассиль (1905–1970), писатель, участник группы ЛЕФ, приятель Бриков и В. Маяковского:
Грохая тростью в асфальт, легко обгоняя попутных, круто обходя встречных, неся широкие плечи над головами прохожих, шагает Маяковский по Москве – твердо и размашисто. За ним в толпе завиваются воронки, как в воде за пароходом. Все оборачиваются,
Он шагает по Москве. Он уже стал частью Москвы. Его голос уже влит в грохот столицы. Его походка стала чертой уличного движения. Нельзя, кажется, представить себе Москву без него. Стук его трости, шаг его, пологий покат плеч, плывущих над головами, навсегда запомнит Москва.
Он идет, не поворачивая головы, но из-под тяжелых бровей глаз пронзительно и цепко, как гарпун, вонзается и в поваленную урну на заплеванном тротуаре, и в самолет, плывущий по небу.
Василий Абгарович Катанян:
Поспевать за ним, если он не прогуливается, а держит путь в определенное место, не так уж просто.
Лев Вениаминович Никулин (1891–1967), писатель, мемуарист. Знакомый В. Маяковского:
Он был неотделим от московского пейзажа, летнего пыльного полдня и московской сумеречной белой ночи. <…> Здесь он необходим, нужен, естественен, именно здесь, на улицах, он был более к месту, чем в тесном человеческом жилье. Только на улице и на эстраде Политехнического музея или Дома союзов он был пропорционален масштабам зданий.
Наталья Александровна Брюханенко (1905–1984), издательский работник, входила в группу ЛЕФ, в 1926–1927 гг. – возлюбленная Маяковского:
Вечер состоялся в клубе Центрального телеграфа на Тверской. Пришли мы слишком рано, и не хотелось ждать в помещении. Была чудесная весенняя погода. Мы вышли на улицу, и Маяковский сел на ступеньки телеграфа, расставив ноги, держа между ними трость и положив на нее скрещенные руки. Мне запомнился он таким. Уж очень это было здорово, как он расположился в центре Москвы, на улице, как у себя дома. Очень солидно и по-хозяйски сидел он тогда на ступеньках здания телеграфа.
Лев Вениаминович Никулин:
Но это не была типично русская фигура былинного богатыря, которая идет только русскому фону. И Бруклинскому мосту в Нью-Йорке, и пальмам мексиканских городов подходил интернациональный облик поэта.
Из репортажа газеты «Эль универсаль иллюстрадо» (Гавана):
Это – сильный молодой человек высокого роста, чья мощь проявляется совершенно одинаково как в улыбке и взорах, так и в движениях, всегда очень ловких, несмотря на его корпуленцию. <…> Меня поразила какая-то необыкновенная гармония между его физическими и духовными данными; он как бы олицетворяет собой известную пословицу: «здоровый дух – в здоровом теле».
Из репортажа газеты «Фрайгайт» (Нью-Йорк):
Маяковский бросает
– Эх, скучно тут у вас! <…>
Вот он – Маяковский! Так же прост и велик, как и сама Советская Россия. Гигантский рост, крепкие плечи, простенький пиджачок, коротко остриженная большая голова и широкая русская ноздря.
С виду – ничего величественного, отличительного: просто русский парень, здоровенный, угловатый, размашистый.
Лев Вениаминович Никулин:
1929 год.
Из гостиницы «Истриа» на Монпарнасе выходит человек тридцати шести лет. Он высок ростом, широкоплеч и сложен пропорционально и складно. На нем скромная добротная одежда – так может одеваться пароходный механик, рабочий в праздничный день. Он волочит за собой тяжелую трость, а иногда ставит ее вертикально перед собой. Нельзя угадать национальность человека, – у него глаза южанина, широкий подбородок англосаксонца и цвет кожи американца, у которого есть примесь индейской крови. У него большой рот. Он кажется большим оттого, что у этого человека привычка растягивать губы, когда он говорит и хочет, чтобы его правильно поняли.
Иван Васильевич Грузинов:
У Маяковского почти всегда крепко сжатые челюсти. Его лицо почти всегда выражает сильное нервное напряжение.
Вероника Витольдовна Полонская (1908–1994), актриса МХАТа, мемуаристка. Жена артиста М. М. Яншина. Последняя возлюбленная В. Маяковского:
Осип Максимович сказал:
– Обратите внимание, какое несоответствие фигуры у Володи: он такой большой – на коротких ногах.
Действительно, при первом знакомстве Маяковский мне показался каким-то большим и нелепым в белом плаще, в шляпе, нахлобученной на лоб, с палкой, которой он очень энергично управлял.
Алексей Алексеевич Боровой (1875–1935), теоретик «эстетического анархизма», в 1914–1915 гг. заведовал литературным отделом газеты «Новь», где печатался В. Маяковский:
Физически, несмотря на его грубо эффектную наружность, он был мне противен. Мне омерзителен был его готтентотский зад, которым он вилял на ходу.
Юрий Карлович Олеша:
Иногда он появлялся на веранде ресторана «Дома Герцена»…
Когда он появлялся на веранде, все шепталось, переглядывалось и, как всегда перед началом зрелища, откидывалось к спинкам стульев. Некоторые, знакомые, здоровались. Он замедлял ход, ища взглядом незанятый столик. Все смотрели на его пиджак – синий, на его штаны – серые, на его трость – в руке, на его лицо – длинное – и в его глаза – невыносимые!