Майло Тэлон
Шрифт:
Мы ехали ходким шагом, пока не оказались вровень с Гобблерс-Ноб, хотя его вершина и находилась от нас на некотором удалении. Затем я взял немного к западу, чтобы обогнуть отрог лежавшей впереди горы.
Стояла безветренная погода, не раздавалось ни звука, кроме стука копыт лошадей. Я внезапно повернул, — нечего облегчать им жизнь, — и въехал в ручей Джанкинс-Крик. Мы следовали по нему до последней возможности — более двух миль. Расставшись с ручьем, я повел наш маленький караван через седловину в долину Хардскреббла. Когда над нами нависла
С того времени как покинули лагерь, нам с Молли не пришлось перекинуться ни единым словечком. Нас терзали тревоги, хотя и каждого по-своему. Я боялся больше за нее, чем за себя, но понимал, когда они догонят нас, разгорится перестрелка, и Бог знает сколько противников поднимет против меня свое оружие.
Когда мы снова сели в седло, свежесть утра уже исчезла. Теперь я ехал осторожно, оставляя как можно меньше следов или только те, которые свидетельствовали бы, что мы держим курс на север и немного на восток. Я надеялся сбить их с толку и заставить подумать, будто мы пробиваемся к Дубовому ручью и к тропе в Кэнон-Сити.
В устье каньона я оставил для преследователей несколько отпечатков копыт, не слишком явных, но указывающих на то, что мы начали спускаться по тропе, ведущей вдоль Дубового ручья. Проехав полмили вверх по течению, мы вернулись по дну ручья, заметая оставшиеся следы и засыпая их пылью и сухими листьями.
Обойдя стороной основание Керли-Пик, прошли немного вдоль Виноградного ручья, затем повернули по другому ручью, который тек с запада. Нас охватила смертельная усталость, начали выдыхаться и лошади. Пока что мы никого не встретили, хотя дважды спугнули оленей. Вдруг мой Конь настороженно поставил уши, и через секунду я услышал их.
Прямо впереди, не более чем в пятидесяти футах, разговаривали мужчина и женщина.
Глава 21
Мы увидели друг друга одновременно, и нам ничего не оставалось, как подъехать к ним.
Мужчина и женщина окинули нас взглядом, потом посмотрели на лошадей. Им, людям с Запада, ничего не пришлось объяснять.
— Сэр, — я снял шляпу, — мэм. Мы в беде, довольно большой беде. Нам нужны еда и свежие лошади. Эти, — добавил я, — не наши. Нам придется их отпустить, чтобы они нашли дорогу домой.
Секунду они стояли в нерешительности, потом мужчина сказал:
— Дом дальше. Поезжайте вперед, а мы за вами.
Когда мы остановились во дворе, Молли спросила:
— Майло? Что будем делать?
— Будем сами собой. Расскажем им правду. Ложь порождает еще большую ложь.
Я спешился и помог ей сойти с лошади. На какой-то миг она прижалась ко мне и прошептала:
— Майло, я больше не могу.
— У нас нет выбора. Мы должны уйти отсюда, даже если нам придется идти пешком. Если останемся здесь, то навлечем беду на этих людей.
Разнуздав лошадей, я пустил их в корраль.
— Пусть
— Прошу в дом, — пригласил мужчина. — Бесс приготовит вам обед.
— Мне нужна пара лошадей, — начал я. — Вы не продадите их нам?
Он посмотрел тяжелым взглядом мне в глаза.
— Поговорим, когда поедим. — Он махнул головой в сторону лошадей. — Где вы их взяли?
— Это лошади Мэгги, женщины, которой принадлежит ресторан в городе неподалеку. То есть ресторан принадлежит ей, Герману Шаферу и молодой леди, которая перед вами.
— Она не жена вам?
— Нет, сэр. Молодая леди — мой друг. Она в беде. — Я снял шляпу, смахнул пот со лба, потом вытер шляпу. — Надо сказать вам, сэр, что нам грозит перестрелка. — Видя выражение его лица, я поспешил заверить его: — Не из-за женщины. Из-за денег. Если ее поймают, то убьют.
— А вас?
— Тоже убьют, конечно. Я им поперек горла. Но я-то привык к разным поворотам судьбы, а вот молодая леди — нет. В меня иногда стреляли.
Он посмотрел на мой револьвер.
— Вы хорошо им владеете?
— Немножко умею.
Молли нигде не было видно. Я вошел в дом, женщина что-то готовила у печки.
Она повернулась и посмотрела на меня очень красивыми глазами. Волосы ее начали седеть, но она все еще сохраняла былую прелесть и, судя по всему, доброту.
— Вы любите ее?
Я так и сел.
— Ну, мэм, мы убегаем от врагов. Тут нет времени оглядеться и даже поговорить.
— Она очень хорошенькая. У нее та красота, которая с годами становится все привлекательней.
— Да, мэм, она очень хорошенькая. Только я ведь бродяга. У меня нет ни корней, ни своего места на земле. Покажите мне тропу, и я пойду по ней, куда бы она ни вела. Для женщины это не жизнь.
— Мой муж был такой же. Но из него получился хороший семьянин.
От этого разговора я почувствовал себя не в своей тарелке. Если бы Молли не грозила опасность, я бы удрал отсюда немедленно и со всех ног.
— У вас здесь приятное местечко, — заметил я.
— Мы сами сделали его приятным. Вдвоем, вместе.
— Да, мэм. — Я огляделся. — Где бы я мог умыться?
— У задней двери таз. Там есть полотенце и мыло.
Когда я вышел, чтобы привести себя в порядок к обеду, мужчина выводил из конюшни двух лошадей. Наша упряжь уже была надета на них. Он привязал их у коновязи.
— Вам, возможно, придется уехать неожиданно, — резонно рассудил он.
— Сколько я вам должен? — спросил я.
Он пожал плечами.
— По шестьдесят долларов, если хотите их купить. Если они нужны вам на время, просто отпустите их. Они найдут дорогу домой.
— Покупаю.
Я пошел за ним в дом, не позволяя ему оказаться у меня за спиной. В такое время нельзя доверять ни одному человеку. Его жена расставляла на столе тарелки, а Молли наливала кофе.
Вынув из кармана деньги, я отсчитал сто двадцать долларов золотыми монетами. Хозяин посмотрел на них, потом на меня.