Майская свадьба
Шрифт:
В Сен-Пьер мы прибыли около часу дня, когда вот-вот должен был начаться ливень: небо отяжелело, воздух был влажен и душен. В скудной тени высоких пальм расположился маленький аукцион: продавалась собственность разорившихся негоциантов – несколько десятков рабов и четыре рабыни.
– Вы займетесь этим, Воклер, правда?
Соглашаясь, он кивнул головой, и я отошла к рыночным лоткам и лавкам. Многоголосый гомон стоял над площадью и исчезал среди густой листвы тропических деревьев.
– Цена на сахар снова падает, – жаловался один негоциант другому, – стало быть, и на черную патоку тоже.
– Слава Богу, большинство
– Э-э, сударь, не обольщайтесь! Ваниль тоже может не удержать позиций… да и что такое эта ваниль по сравнению с сахаром? А вот рабы вздорожают, ведь в нынешнем году их завезено из Гвианы намного меньше, чем в прошлом, да и работорговля внутри острова несколько приуныла – вы не находите?
– Ваша правда, сударь, да и как же ей не приуныть? Доходы падают, тут не до работорговли. Все права – у дворян, у аристократов. Им и льготы, и привилегии. А они все равно разоряются и только мешают другим.
– Да-да, – подхватил его собеседник, – разоряются и ведут королевство к катастрофе. Вы слышали, недавно состоялось собрание нотаблей? 3 Они снова обсуждали положение страны и нехватку денег в казне.
– Я читал об этом и, признаться, был возмущен. Собрались и не придумали ничего нового! Осудили Калонна 4 за растраты, не согласились на перемены и дали согласие на заем размером в семьдесят миллионов ливров! Глупость какая! И это при нынешних государственных долгах!
3
Собрание нотаблей – один из высших органов власти в XVIII веке.
4
Калонн Шарль Александр (1734-1802) – французский государственный деятель, сюринтендант финансов.
– Уверяю вас, сударь, они падут под тяжестью всего этого, – шепотом произнес негоциант, – под тяжестью долгов и собственной глупости. Во Франции бурлит весь Париж. Я чувствую, что вот-вот что-то случится…
– Поделом им, если и случится! Кто берется управлять государством, тот должен делать это в интересах всех подданных, а не только маленькой кучки аристократов.
– Тише, сударь, тише!
– А что такое?
– А рядом с нами… взгляните-ка! Вы разве не слышали? Она как раз из тех, из «гран-блан». 5
5
«Гран-блан» – т. н. «великие белые», высшая аристократия Антильских островов, владевшая огромными плантациями.
– Вот как? Я думал, она креолка.
Они имели в виду меня, и я быстро отошла в сторону, нечаянно задев локтем молодую женщину лет двадцати пяти в белоснежном батистовом платье, кружевных митенках и шляпе из рисовой соломки.
– Рада познакомиться с вами, мадам де Бер! – воскликнула она, всем своим видом выражая радость от того, что видит меня.
Это стало для меня сюрпризом. Я и не собиралась знакомиться с ней, поэтому приходилось предположить, что она нарочно находилась рядом, изыскивая способ знакомства. Удивленная, я пробормотала извинения за то, что толкнула ее, но дама не хотела отпускать меня так просто.
– Оставьте, оставьте, это все сущие пустяки. Я давно хотела увидеть вас. Наш маленький остров так и гудит о приезде юной дамы из Парижа… И конечно, сочувствует вам.
– Сочувствует? – недоуменно переспросила я. – Но почему?
– По поводу смерти мужа, мадам. Вы так молоды и уже вдова.
Я посмотрела на нее с удивлением. Кто она, такая наивная, чтобы поверить легенде, сочиненной моим отцом и переданной в письменном виде губернатору? Дама не отличалась особой красотой, но у нее был мягкий взгляд глубоких черных глаз, нежный маленький рот, красивые каштановые волосы, а еще, что куда важнее, – ласковая кошачья грация, странное, обволакивающее обаяние. Малопривлекательной чертой ее облика были разве что испорченные зубы – на Мартинике многих женщин постигала эта беда.
Словно угадывая мои мысли, она представилась:
– Мое имя – Жозефина де Богарнэ, урожденная Таше де ла Пажери. Может быть, вы слышали обо мне?
Она говорила громко, но пыталась приглушать голос – видимо, ей указывали на этот недостаток, и она всячески старалась его исправить. Я улыбнулась. Откуда же я могла слышать о ней? Ее имя украшалось частицей «де», но по ее облику я видела, что происхождение этой дамы не слишком высокое.
– От своего управляющего я знаю, что усадьба Ла Пажери находится неподалеку от Сент-Пьера. Это так?
– Возле Труаз-Иле, – уточнила она. – Не так уж близко от вашего поместья, но мы вполне могли бы встретиться за чашкой чая.
Я улыбнулась с некоторым сомнением, но ответила как можно приветливее:
– О да, разумеется. Я сама хотела пригласить вас.
– Как я благодарна вам! Здесь жизнь так скучна. И, сказать по правде, Мартиника – не слишком веселый остров. Чего стоят только эти ураганы, способные разметать даже колокольню.
–– Тут бывают такие ураганы?
–– Постоянно! Когда мне было тринадцать, наш дом совершенно уничтожила буря, – уцелела только кухня и печная труба. А этот кошмарный вулкан? Разве вы не слышите, как он урчит по ночам?
Мне пришлось проглотить комок, подступивший к горлу.
–– Здесь есть вулкан?
–– Еще какой! – Она указала веером на север, где возвышалась гряда гор, и, проследив ее жест, я со страхом уяснила, что, оказывается, живу как раз возле вулкана. Сделав большие глаза, Жозефина добавила: – Он называется Монтань-Пеле. Представляете, ровно пять лет назад, когда с острова выгнали отца Лавалетта, он проснулся и начал клокотать по ночам. Иногда можно даже видеть языки пламени, вырывающиеся из его адского жерла!
–– Кто такой отец Лавалетт? – выговорила я с усилием.
–– Это был такой священник, знаменитость здешних мест. Он запутался в долгах и в отчаянии уехал во Францию. Именно в год его отъезда вулкан и ожил.
Сама она, впрочем, не выглядела очень испуганной. Кажется, ее весьма окрыляла перспектива завести со мной дружбу и болтать о чем попало.
–– Да что там говорить? Мартиника скучна. Раньше, до развода, я жила веселее.
– Вы разведены? – пораженно спросила я, не веря своим ушам. Ведь это неслыханное дело – развод! Оказывается, эта Жозефина, или как там ее, отнюдь не тривиальная особа, она, как говорили в Версале, особа со скандальной репутацией!