Майя для сурового
Шрифт:
Легкие снова загорелись, и я громко выдохнула, услышав грозный рык Богдана:
– Блядь... Дыши, – зло приказал он, подхватывая меня под бедра и кидая на кровать. Рывком снял брюки вместе с кружевными трусиками и плотоядно осмотрел меня, голую и раскрытую. – Раздвинь ноги, – потребовал он.
Я подчинилась, мутным взглядом смотря в напряженное лицо Богдана. Он споро избавился от одежды, откинув ее в сторону, накрыл мое тело своим и сразу вошел. По всему телу прошла судорога удовольствия. Я закусила губу, ничего не видя вокруг, только чувствуя резкие толчки, и плавилась от наслаждения.
Оргазм накрыл с головой.
Суворов тоже долго не продержался. С протяжным стоном он кончил мне на живот и лег на спину, пытаясь отдышаться. На лбу у него собрались бисеринки пота, а на шее забилась жилка.
Повернувшись на бок, размазал сперму по моему животу указательным пальцем. Взгляд Богдана снова потемнел:
– Почему ты тогда сбежала? – поинтересовался он, выводя узоры на моей груди.
Я вздрогнула, растерявшись от подобного вопроса в такой интимный момент.
– Испугалась, – честно призналась ему.
– Чего? – Богдан так на меня посмотрел, что захотелось стать меньше ростом.
Попробовала натянуть покрывало на себя, но Суворов не позволил.
– Не знаю, – отмахнулась я. Знала. Но соврала.
В самый первый раз это случилось, когда мы с подругой поехали в родной город на встречу выпускников. За неделю до знаменательного события я рассталась с парнем и готова была на любые безумства, ибо Олег меня достал до зубовного скрежета. Олежа был из разряда тех, кого называют «сыном маминой подруги». Отличник, «комсомолец» и просто красавец. А еще педант и зануда! Родители были от него в восторге и постоянно твердили, какой Олежек молодец. А вот рассеянного Вадика чуть кондратий не обнял, когда он впервые увидел идеальную чистоту в доме Олега. Костюмы висели в строгом определенном порядке, кружки он расставил по цвету, а носки были только белыми, и надевал их Олег только один раз. В свою очередь Олежек чуть не схлопотал сердечный приступ, когда посетил комнату Вадика. Тот порядком себя не утруждал, называя хаос, который царил в его комнате, художественным беспорядком.
Меня хватило ровно на месяц. Потом, невзирая на маменькины возражения, я послала Олега в пешее эротическое вместе с костюмчиками и кружками и со спокойной совестью поехала чудить в родной город. Как водится, на встрече выпускников алкоголь присутствовал в невообразимых количествах, а невесть зачем явившийся туда Богдан был так близко… Он ходил вокруг меня, словно кот вокруг крынки сметаны, окутывая ароматом своего парфюма, и так смотрел, что в животе бабочки порхали. Так, что проснулась я рано и у него дома, сгорая от стыда и посыпая голову пеплом от своей собственной несдержанности.
И сбежала, забыв собственные трусики где-то в недрах Суворовской квартиры, представляя в красках, что Богдан может обо мне подумать. Нет, мне в принципе всегда было наплевать на чужое мнение… Чужое, но не его. И дабы спасти остатки гордости и самоуважения, я уехала. Чтобы через год снова оказаться в его объятиях.
Тогда все было проще и намного банальнее. Мы встретились в ночном клубе. Бага был с друзьями, я с Вадиком и его новой пассией. Нас просто притянуло друг к другу из разных углов клуба. И как с танцевальной площадки мы переместились в гостиничный номер,
– Врешь, – уверенно сообщил Богдан, – ладно, не хочешь говорить – не надо.
Он легко поднялся с постели и натянул джинсы на голое тело. А я плотоядно облизнулась, разглядывая его спину и… то, что ниже. Мышцы спины плавно перекатывались от каждого движения, а у меня покалывали кончики пальцев от желания дотронуться, обвести каждую. Но, кажется, Суворов на меня обиделся, потому что ушел он, не оборачиваясь. Я тяжело вздохнула, разглядывая потолок.
В кухне Бага погремел посудой и вышел на улицу, громко топая. Вернулся через несколько минут с полной кастрюлей воды и поставил ее на крохотную плиту, состоящую из одной конфорки.
Я тоже поднялась и просто накинула покрывало на голое тело, внимательно наблюдая за действиями Богдана. Я не знала, о чем говорить, а Суворов психовал и даже не пытался это скрыть.
Глава 29
Я начинала медленно, но верно закипать. И тоже решила обидеться! Я, между прочим, на природу не собиралась и на разговоры по душам не нарывалась. Душу грыз большой такой, упитанный и неимоверно наглый червяк сомнения и чувства вины. А еще было очень стыдно. Потому что как дура себя повела. Два раза. То гадкое чувство, когда понимаешь, что здорово накосячила, хочется отмотать время назад и поступить по-другому, но… Но! Машину времени еще не изобрели. И лекарства от сомнений тоже!
Резко обернулась и ушла в комнату. Наскоро обтерлась влажными салфетками, натянула шорты и майку, стараясь избавиться от гнетущего ощущения, которое продолжало нарастать в груди. Перевела взгляд на окно и… Сразу все Суворову простила. Оптом. Завизжала на одной ноте и, одним прыжком оказавшись в кухне, повисла на Богдане как мартышка, обвив его руками и ногами. Я бы и на голову залезла, если бы могла. Вцепилась так сильно, что Суворов крякнул и чуть присел под моим весом. Болезненно скривился и склонил голову, хоть как-то желая уберечь собственный слух.
– Майя, что?! – гаркнул он, пытаясь перекричать меня.
– Кто, Суворов, кто! Паук! Огромный, мохнатый, длинноногий паук, – трясущимися губами сообщила я, не желая покидать свое уютное, а главное, безопасное место, и еще сильнее прижалась к Богдану.
Через пару мгновений его тело начало содрогаться, а еще через секунду Бага, не сдерживаясь, заржал! Громко, заразительно и жутко обидно!
– Богдан, убей его, а, – жалобно попросила я, сильнее стискивая бедра Суворова ногами и ерзая, чтобы забраться повыше.
Богдану стало не до смеха:
– Он уже умер, – серьезно сообщил он мне, – от твоего визга у бедного паука случился разрыв сердца.
– Гад, – решила я. – Вези меня домой, я не останусь в одном доме с пауком.
– Будем спать на улице, – решил Богдан, поддерживая меня под бедра одной рукой, а другой нахально забираясь под майку, невесомо поглаживая спину и обводя пальцем позвонки, отчего я заерзала с еще большим усердием.
– Суворов, я не буду этим заниматься, пока жив паук, – сообщила ему, понимая, к чему дело идет.