Майя Кристалинская. И все сбылось и не сбылось
Шрифт:
Подготовка к выборам в Верховный Совет СССР и всякие другие советы шла тщательная, массовая, партийные комитеты разного масштаба не дремали, выпускались листовки с портретами кандидатов в депутаты блока коммунистов и беспартийных, создавались участковые избирательные комиссии, агитпункты и агитбригады. Больше всего их было в институтах, состоящих из молодняка в несколько тысяч, — а кому, как не охочим до всякой деятельности студентам, замученным экзаменами и курсовыми проектами, ринуться в эти бригады? К тому же, если сам не проявишь желания, имея творческие способности, в комитете комсомола тебя поправят.
И вот такой агитбригадой, «сколоченной» для развлечения избирателей — с одной
Таких бригад МАИ преподнес райкому несколько, но Сурис изо всех сил старался, чтобы его была лучшей. И не для того, чтобы выслужиться перед всесильным комитетом ВЛКСМ, нет, — иначе он просто не мог. Сурис был человеком ответственным. А вот если говорить о комсомолии, такие вот парни с холодными головами и горячими сердцами там бывали, пожалуй, лишь в двадцатых, а потом — в войну. Позже их можно было встретить нечасто. Не карьерные энтузиасты, стремившиеся попасть в верхние эшелоны комсомольской власти, а светлые люди с чистыми помыслами.
И Леня Сурис набрал агитбригаду, равную которой по составу в институте не было. Судите сами: в нее входили одна народная артистка, а другая — заслуженная.» Правда, в будущем. Их нашел в институте Леня.
Сердце у Лени было доброе, голова — мудрая, несмотря на возраст, а душа — открытая. Такие бесследно не исчезают из жизни своих друзей и знакомых, их можно не видеть годами, но вспоминаются они именно тогда, когда — необходимы.
Майя Кристалинская позвонила Сурису в тот августовский день пятьдесят пятого года, когда поезд «Новосибирск — Москва» выбросил ее и Валю Котелкину на перрон Казанского вокзала с чемоданами и в слезах. Их ожидал суровый разговор дома, а далее, как они считали, — следствие, арест, суд, тюрьма, ссылка, каторга, то есть все наказания, предусмотренные советским законодательством. Кроме расстрела и исправительных работ с вычетом двадцати пяти процентов от предстоящей зарплаты за нанесение государству морально-материального ущерба.
И вечером того же дня они бросились к Лене Сурису. Леня уже работал в КБ Яковлева.
Он удивился, услышав в телефонной трубке голос Майи, и, узнав о том, что произошло, немедленно пригласил беглых девчат к себе домой. Напоив чаем и выслушав их исповедь, Леня тут же дал дельный совет, иначе Сурис не был бы Сурисом: идите, девочки, в министерство, прямо к начальнику нашего главка Тер-Маркаряну, а не в управление кадров к чиновникам, они вас по этапу отправят обратно б Сибирь, да еще в кандалах. Только к Тер-Маркаря, — ну, милые девочки, он человек отзывчивый, добрый и пороть вас не будет.
Так Леня Сурис сыграл еще одну положительную роль в пьесе, которую писала для Майи ее судьба.
А первую роль Леня сыграл несколькими годами ранее, когда предложил прийти в агитбригаду «штатной» исполнительницей эстрадных песен. И было это после того самого концерта в клубе МАИ, о котором мы уже знаем. Ошеломленной успехом дебютантке Леня быстро доказал, что дважды два — пять, певческую славу необходимо обретать сразу, не дожидаясь, пока тебя пригласят на сцену добрые дяди и тети. Леня был настойчив и не обращал внимания на слабые протесты
И все же Кристалинская согласилась работать в агитбригаде.
Уже полным ходом шла кампания по выборам в Верховный Совет СССР, агитация за кандидатов блока коммунистов и беспартийных — все было просто: никаких интриг, разборок, обливания конкурентов грязью, подставок и подделок, пересмотров итогов. Кандидаты отобраны в райкомах и утверждены на каждой ступеньке иерархической партлестницы вплоть до ЦК.
День выборов в нашей стране считался праздником, но начинался он за несколько месяцев до голосования на агитпунктах, куда приезжали артисты. С профессионалами было сложно — только приказ из райкома артисту с партбилетом в кармане мог заставить его выступить в этой избе-читальне, именуемой агитпунктом. А вот самодеятельным приказывать не надо, они готовы петь, плясать, читать стихи, сколько их светлым душам угодно, было бы только хоть какое-нибудь пианино. Агитбригада Леонида Суриса работала безотказно, ее зрителями были — как и у всех агитбригад — те же пенсионеры, жильцы близлежащих домов помоложе, не знавшие, как убить время после работы, и ребята со двора, курившие в подворотне, — их в агитпункт загонял всесильный домоуправ.
Концерт всегда открывал Леня — чтением стихов своих любимых поэтов Симонова и Щипачева («Любовью дорожить умейте, с годами — дорожить вдвойне, любовь не вздохи на скамейке и, не прогулки при луне» — очень уж популярны были эти стихи Щипачева в начале пятидесятых) и отрывка из «Молодой гвардии» писательского главнокомандующего Фадеева. Читать со сцены Леня Сурис любил, у него даже был свой кумир в искусстве чтецов — Всеволод Аксенов, хороший актер театра и кино, но оставивший о себе память прежде всего великолепным чтением, обладавший чистым, звенящим, как эхо в норвежских фиордах, голосом — может быть, поэтому его «Пер-Гюнт» Ибсена был так великолепен.
А потом выступали певицы. Их было две. Майя Кристалинская выходила «на публику» немного волнуясь — к прилюдному пению она еще не привыкла. Здесь не было софитов, люстр, да и сцены как таковой не было — так, закуток перед стульями, на которых сидели зрители. Майя становилась к пианино, и уже не девочка-первокурсница сидела за ним, а аккомпаниатор из хоровой секции клуба. Разучить песню с профессионалом для Майи было делом быстрым, слух ее и музыкальная память никогда не подводили, но все же девушка подумывала о том, что надо научиться читать ноты, а то получается нечто вроде сельской самодеятельности…
А вот вторая певица… Она выходила вскоре после Майи — между ними выступал балалаечник-виртуоз институтского масштаба Сережа Переверткин, игравший попурри на темы русских народных песен. Сережу «одалживал» оркестр народных инструментов, такой тоже был в клубе, и исполнял концерт для балалайки с оркестром Будашкина, который звучал по радио чуть ли не ежедневно, так же, как и песня того же автора «За дальнею околицей». Майе песня нравилась, и она собиралась петь ее в агитбригаде.
И вот выходила на «эстраду» следующая певица. С романсами. Да какая певица! Статная, с Правильными чертами лица, взгляд ее карих глаз был серьезен и мог показаться даже холодным, но теплом от него веяло сразу, как только она начинала петь. В девушке была изысканность, чувство собственного достоинства, будто происхождения она была княжеского. И кто знает, может быть, и тлели в глубине ее рода дворянские огоньки, вот и пробились сквозь пыль столетий. Пройдут годы, и засверкает в ней аристократизм, свойственный нашим знаменитым эстрадным дивам начала XX века.