Майя
Шрифт:
– Скажи мне, что со мной происходит? У меня еще никогда такого не было...
– даже не знаю, как сделать так, чтобы он обратил на меня внимание.
Нет никакой неловкости от того, что я наседаю, как непоседливый котенок, - возможно потому, что он не производит впечатление человека, который чем-то занят, думает о чем-то, поэтому вроде как и помешать ему невозможно. Но и сказать, что он просто "без дела" валяется, я тоже не могу - наверное потому, что в его глазах я не видела ни тени того, что обычно сопровождает "ничегонеделание" - ни скуки, ни желания отвлечься на что-то интересное, ни серости
Я снова поймала его взгляд, вернее, не поймала, поскольку он никуда не убегал, а просто приняла его в себя. На этот раз я испытала пушистость в груди. Других слов и не подберешь - именно пушистость, игривую, упругую, толкающуюся во все стороны и рассыпающуюся мелкими золотистыми искрами.
– Как тебя зовут?
– опять пытаюсь подобраться к нему.
– Кам.
Почему-то так и думала, что он и есть Кам! Уселась рядом и стала его рассматривать. Не могу понять, почему у меня никак не складывается определенный образ - если отвожу взгляд и пытаюсь его представить, то могу восстановить те или иные черты, но они никак не складываются во что-то цельное, определенное. Сейчас он похож на мальчика, еще слишком маленького, чтобы предаваться какому-то серьезному занятию - сидит рядом, ковыряется палочкой в песочке, а сейчас опять смотрит в небо, и опять от него исходит что-то мощное, отзывающееся в солнечном сплетении странным напряжением...
– Сарт сказал, что тебе рассказал обо мне ветер, и что ветер сказал, что я здесь. Что он имел в виду?
– Скорее всего он имел в виду именно то, что сказал.
Все, что раньше я слышала о практике прямого пути, было предельно конкретным, без поэтических гипербол, поэтому я осталась в замешательстве - а что, собственно, тут можно еще спросить? Ему рассказал ветер... Если бы я была в шиваитском храме или на собрании московских любителей эзотерики, я бы, конечно, заподозрила его в самой что ни на есть примитивной попытке произвести на меня впечатление, но ощущение от Кама и от всех этих людей было совершенно иным, не легковесным и пузыристым, а текучим и насыщенным.
Кам перевернулся на живот и, слегка играя босыми ногами, положил подбородок на сложенные перед собой руки. Вслушивался ли он в разговор... не похоже, но он явно во что-то вслушивался. Легкий ветерок набежал, распушил мне волосы и улетел, а я обратила внимание на ступни Кама - они были очень правильной формы, слегка припухлые - прямо как у девчонки или как у Будды, которого рисуют индусы на плакатах в несколько женоподобном виде. Я наблюдала за игрой его ступней, а потом неожиданно для самой себя схватила одну из них и зажала в руках.
Нахлынувшие ощущения напомнили о Тае, время на какие-то мгновения остановилось и протянуло сверкающую нежностью нить между мной, Камом и Таем... Две скалы, полуденное небо, озеро, взгляд Кама, тепло его ступни, руки Тая, - все перемешалось вопреки всем законам пространства и вспыхнуло в одном мгновении так ярко, что я зажмурилась и не смогла сдержать едва слышный стон эротического восторга.
Кам никак не отреагировал и продолжал валяться, как ни в чем ни бывало. Я провела ладонью по его лапе, еще раз, еще... слегка стиснула его пальцы... Это невыносимо... Я перестаю понимать, где мы находимся...
Я напрочь забыла о том, что рядом с нами кто-то есть, что нас могут увидеть и совсем посторонние люди... Еще, еще плотнее приникнуть к нему, не физически, а как-то иначе... Я не могу больше сдерживать себя - моя щека, горячая ступня, - встреча двух морей, которые уже не разделить.
Я сошла с ума! Что я делаю?... Запах лапы, перемешанный с запахом травы... Мне хочется лизать эту припухлую лапу, тереться об нее щеками, лбом, сжимать ее в ладонях.. Но я останавливаю себя, пора возвращаться на землю.
Кам посмотрел на меня долгим взглядом, который сказал больше, чем все слова и действия. В нем не было ничего спазматического, часто сопровождающего яркое сексуальное возбуждение. В нем была ровная мощь, широкая темная река, неспешно уходящая за горизонт темно-красного рассвета.
– Кам, расскажи мне о ветре. Как ты разговариваешь с ним?
Он взглянул на меня и чуть толкнул плечом в плечо.
– Ты религиозная девочка?
– Я? Нет... а надо быть религиозным, чтобы понять, что ты говоришь?
– Как раз наоборот, если ты религиозна, ты не поймешь.
– А что ты называешь религиозностью?
– Когда ты считаешь, что что-то существует, не имея никаких оснований так считать. Если ты не видела никаких богов, но считаешь, что они есть - это религиозность. Если у тебя нет воспоминаний о прошлых жизнях, но ты считаешь, что они есть, - это тоже религиозность.
– А, ясно. Ну я думаю, что с этим у меня проблем нет. Я как раз предельно прагматична. Наверное, это даже мой недостаток, что мне все надо показать, доказать, я хочу все проверить на своей шкуре... Я часто чувствую себя ограниченной из-за этого.
– Ты наверняка религиозна, и тебе не сдвинуться ни на шаг, если ты не преодолеешь это омрачение.
Как-то неожиданно Кам снова изменился. Теперь образ маленького мальчика уже не вязался к нему, взгляд стал пронзительным, холодным... впрочем нет, "холодным" - не то слово, ведь оно имеет оттенок отстраненности, а отстраненности в глазах Кама не было... морозность - вот, пожалуй, нужное слово - как легкий весенний морозец с утра прихватывает инеем траву. Молча я ждала продолжения.
– Дурак - это тот, кто знает все обо всем, у кого на любой вопрос есть готовая точка зрения, причем эта точка зрения не имеет под собой достаточных оснований, и вообще она не имеет отношения к поиску истины, у нее другое предназначение - охранять в неприкосновенности жесткую схему, в рамках которой и функционирует дурак. Почти все люди, которых ты видишь, являются дураками согласно этому определению. Лишь немногие задумаются, услышав вопрос, для ответа на который им следовало бы подумать, лишь немногие в ответ скажут "у меня пока нет точки зрения на этот вопрос" или "мне надо подумать и взвесить все, что я знаю об этом". Ведь это нетипичная реакция?