Майя
Шрифт:
Зуно уселся на скамью, налил себе вина из кувшина на столе и осведомился у толстухи:
– Варту, У-Лаллок у себя?
– Нет, У-Зуно, он в верхний город по делам уехал. Обещал завтра утром вернуться. Как в Теттит съездили?
– Спасибо, хорошо, – рассеянно ответил Зуно. – Что ж, в таком случае я тебе товар передам – вот, две девушки, получены в Хирдо от Мегдона.
– В Хирдо? – удивилась толстуха.
– Да, – вздохнул Зуно, утомленно прикрыв глаза. – Парден остальную партию приведет, как обычно. Завтра или послезавтра прибудут. О продаже чернокожей девушки У-Лаллок с сайет Домридой особо
– Да-да, от сайет Домриды девушку мы ждали. У-Лаллок уже спрашивал.
– А вторая вроде бы случайно подвернулась. Мегдон мне сказал, что немалые деньги за нее заплатил, – врет, наверное. Впрочем, он расписку предоставил. Продала ее какая-то безграмотная крестьянка, видишь, даже имени не подписала, только палец приложила. Ничего, У-Лаллок с Мегдоном сам разберется. Ну все, мне пора.
Как только Зуно ушел, толстуха недовольно повернулась к Оккуле и Майе:
– С чего бы это вас отдельно от всей партии отправили? Что произошло?
– У-Мегдон решил, что мы – товар особый, сайет, – объяснила Оккула. – Хотел, чтобы У-Лаллок сам на нас поглядел и мнение свое составил.
– Ха, по-твоему, ты – особый товар? Это почему еще? Из-за черной кожи, что ли?
– Не знаю, сайет. Я просто повторила, что У-Мегдон сказал.
– А тебя почему Мегдону продали? – обратилась толстуха к Майе. – Или какой баронишка тобой натешился, а как надоело ему, так и с рук сбыл?
От грубых слов толстухи Майя едва не разрыдалась.
– Прошу прощения, сайет, – вмешалась Оккула. – Моя подруга завтра сообщит господину У-Лаллоку все, что он пожелает узнать. Вы же сами много невольниц повидали, знаете, что они не любят о своих злоключениях рассказывать.
– Ах, какие мы нежные и важные! – воскликнула толстуха. – Я погляжу, ты много себе позволяешь!
– Я ни на чем не настаиваю, сайет, – мягко заметила Оккула, не отводя взгляда.
Толстуха достала из сундука длинную гибкую розгу:
– Видала? Будешь дерзить – выпорю.
Оккула невозмутимо промолчала. Толстуха разгневанно уставилась на нее и опустила розгу на стол.
– Ладно, пойдемте со мной, – раздраженно сказала она. – И сундук свой не забудьте.
Вслед за толстухой девушки направились по крытой галерее. Майя прихрамывала и еле поспевала. В углу одна из дверей была раскрыта. Варту пригнулась и, войдя внутрь, поманила за собой девушек.
В комнате, длиной шагов пятьдесят, на выложенном каменными плитами полу были расставлены койки, отделенные друг от друга деревянными перегородками. Три зарешеченных окна выходили во внутренний двор; в очаге горел огонь. Посреди комнаты стоял чисто вымытый стол и грубо сколоченные скамьи. Такой чистоты и порядка Майя прежде не видела.
– Здесь женщин и девушек держат, – объяснила Варту. – Койки себе сами выберете, тут пока всего пять живут. Купальня рядом, мыться обязательно. Там мыло есть и сера – вшей выводить. Ежели завшивеете, выпорю. А что у тебя с ногой? – спросила она у Майи. – Болит?
– Да, сайет, подвернула.
– Как искупаешься, придешь ко мне, я перевяжу. Если вдруг еще где болячка какая, первым делом мне скажи, я вылечу, понятно? Детей кормят отдельно, а вам еду раздают утром и вечером,
– Нет, сайет.
– Тех, кто грязь разводит или имущество портит, строго наказывают. Завтра У-Лаллок на вас поглядит, – заявила толстуха напоследок и ушла.
– Вши здесь ценные, им повезло, – передразнила ее Оккула. – С ними так хорошо обращаются, что они становятся припадочными и по ночам в постель мочатся. Ах ты, сука завшивленная! Ладно, давай на этих койках устроимся, подальше от очага. – Она потрогала тюфяк и распласталась на кровати. – Ха, правду сказала корова! Постель мягкая, удобная. Еще б поесть… Ты стряпать умеешь?
– Немного, – призналась Майя. – Смотря что.
– Вот и славно, а то я вообще не умею. Говиг не в счет, давно было. Слушай, давай в купальню поодиночке сходим? Не хочется без присмотра сундук оставлять, мало ли что за девицы здесь собрались. Ну, иди мыться.
– Нет, я подожду, – ответила Майя. – Мы же в караульной у стражников вымылись, помнишь?
– Правда, что ли? Так это когда было! Ну, как хочешь. Я пойду поплещусь, а ты пока отдохни. Полотенца наверняка в купальне есть.
Майя, оставшись в одиночестве, улеглась на кровать. Деревянную перегородку покрывала вязь выцарапанных имен, надписей и рисунков. «Мейдиса из Дарая», – медленно прочитала Майя, шевеля губами. Чуть ниже располагалось весьма откровенное изображение, подписанное: «Тилла бастает, как свинья». Разглядывая надписи, Майя задремала. Проснулась она оттого, что в комнату вошла коренастая девушка лет семнадцати, темноволосая и косоглазая, с хрустом жуя яблоко. При виде Майи она остановилась, оглядела ее с ног до головы и сердито спросила:
– Ты кто?
Майя села на краешек кровати и улыбнулась:
– Меня зовут Майя. Я из Тонильды.
– Из дельды? – ехидно переспросила девушка. – Оно и видно. А свои на полку на ночь кладешь?
Грубое, презрительное замечание невозможно было принять за шутку. «Нет, на ссору лучше не нарываться, – подумала Майя. – Она сильнее, да и подруги ее на помощь прибегут, не отобьешься».
– Ты зачем грубишь? – спросила она. – Мы с тобой обе в беду попали…
– Может, ты и попала, откуда мне знать, – огрызнулась девушка. – Забрюхатела, что ли?
– Да я не о том…
– А что в сундуке? – спросила косоглазая, подходя к кровати.
– Не твое дело, – резко ответила Майя. – Это подруги моей, Оккулы. Она сейчас вернется.
– Оккула-чпоккула, – передразнила девица тонильданский выговор Майи и плюнула в нее яблочными семечками. – Вот вернется твоя Оххала, еще не так разохается. – Она захихикала и распахнула крышку сундука.
– Не тронь, кому говорят! – выкрикнула Майя, хватая девушку за запястье.
Косоглазая оттолкнула Майю и засунула ей за шиворот огрызок яблока. Тут в комнату вошла Оккула: талия обмотана полотенцем, оранжевый метлан перекинут через руку, в другой руке – чугунная сковорода.